Вьетнамская война в личных историях - Джеффри Уорд

дюжины неспокойных лет он был самым видным борцом за гражданские права в стране. Его посадили в тюрьму, ограбили, зарезали, преследовало ФБР, его осуждали как сторонники превосходства белой расы, так и черные сепаратисты, и он с нетерпением ждал четырех недель на солнце, первого отпуска, который он позволил себе после автобусного бойкота в Монтгомери, который превратили его в народного деятеля.

В газетном киоске аэропорта Кинг купил несколько журналов для полета. Потом они с Ли нашли ресторан и заказали завтрак. Кинг начал листать экземпляр левого журнала Ramparts. Передовой статьей стал фоторепортаж «Дети Вьетнама» правозащитника Уильяма Пеппера. Друг Кинга, доктор Бенджамин Спок, самый любимый педиатр своего времени и один из первых и неустанных противников войны, написал предисловие.

В течение двух лет война во Вьетнаме наполняла Кинга тем, что он называл «беспокойством, агонией и мукой». Ненасилие было для него вопросом принципа, а не политики: сегрегация была неправильна, как, по его мнению, и война. Но когда его совесть велела ему высказаться против этого, как черные, так и белые союзники призвали его держать свои собственные советы по поводу войны. Они утверждали, что было бы глупо рисковать отчуждением президента, который, добившись принятия Закона о гражданских правах 1964 года и Закона об избирательных правах 1965 года, сделал для чернокожих больше, чем любой другой президент со времен Авраама Линкольна. «Джонсону нужен консенсус», — сказала Уитни Янг, президент Национальной городской лиги. «Если мы не будем с ним во Вьетнаме, то он не будет с нами в гражданских правах».

Принесли еду Кинга, но он проигнорировал ее, продолжая листать статью, двадцать четыре страницы душераздирающих цветных фотографий самых юных жертв войны, осиротевших, покалеченных, безобразно изуродованных напалмом. «Мартин отодвинул тарелку с едой, — вспоминал Ли. «Я поднял глаза и сказал: «Разве это не вкусно?» и он ответил: «Ничто никогда не будет для меня вкусным, пока я не сделаю все, что в моих силах, чтобы положить конец этой войне».

Находясь на Ямайке, Кинг вспоминал: «Я провел много времени… в молитвенной медитации. Я пришел к выводу, что больше не могу молчать о проблеме, разрушающей душу нашего народа».

По возвращении он стал ярым критиком войны. 4 апреля в фешенебельной церкви Риверсайд в Верхнем Вест-Сайде Манхэттена он рассказал о том, что, по его мнению, война сделала с Вьетнамом и Соединенными Штатами. «Сегодня вечером я пришел в этот великолепный молитвенный дом, потому что моя совесть не оставляет мне другого выбора», — сказал он, и его звучный голос эхом разнесся по огромному сводчатому пространству. Он никогда больше не мог говорить «против насилия угнетенных в гетто», продолжал он, не поговорив сначала ясно с «величайшим поставщиком насилия в мире: моим правительством».

Он сказал, что было неправильно не признать независимость Вьетнама в 1945 году, неправильно было поддерживать французов в их колониальной войне, неправильно посылать молодых американцев для поддержки коррумпированного и автократического режима в Сайгоне. Война разъедала национальный характер — «Если душа Америки станет полностью отравленной, часть вскрытия должна содержать слово «Вьетнам»» — и она превратила в насмешку идеалы, которые Соединенные Штаты якобы защищали.

«Все это время люди читают наши листовки и регулярно получают обещания мира, демократии и земельной реформы. Теперь они томятся под бомбами и считают нас, а не своих собратьев-вьетнамцев, настоящим врагом. Они передвигаются грустно и апатично, когда мы загоняем их с земли их отцов в концлагеря… Они знают, что должны двигаться дальше, иначе их уничтожат наши бомбы…

«Я должен пояснить, что, хотя я пытался дать голос безгласным во Вьетнаме и понять аргументы тех, кого называют нашим «врагом», я так же глубоко обеспокоен нашими собственными войсками, как и всем остальным. Ибо мне приходит в голову, что то, чему мы подвергаем их во Вьетнаме, — это не просто жестокий процесс, который происходит в любой войне, когда армии противостоят друг другу и стремятся уничтожить. Мы добавляем цинизма в процесс смерти, потому что они должны знать после короткого пребывания там, что ни одно из вещей, за которые мы якобы боремся, на самом деле не имеет значения. Вскоре они должны узнать, что их правительство отправило их на борьбу с вьетнамцами, и более искушенные наверняка поймут, что мы на стороне богатых и обеспеченных, в то время как мы создаем ад для бедных.

«Конечно, это безумие должно прекратиться. Мы должны остановиться сейчас. Я говорю как дитя Бога и Брата страдающим беднякам Вьетнама. Я говорю за тех, чья земля опустошается, чьи дома разрушаются, чья культура ниспровергается. Я говорю от имени бедняков Америки, которые платят двойную цену за разбитые надежды дома, за смерть и коррупцию во Вьетнаме. Я говорю как гражданин мира, за мир, потрясенный тем путем, по которому мы пошли. Я говорю как человек, любящий Америку, лидерам нашей нации: великая инициатива в этой войне принадлежит нам; инициатива по его прекращению должна принадлежать нам».

Кинг призвал Вашингтон прекратить бомбардировки, объявить о прекращении огня, включить Фронт национального освобождения в переговоры между Севером и Югом, прекратить тайную деятельность в Лаосе и назначить дату вывода всех иностранных войск. «Если мы не будем действовать, — сказал он, — нас наверняка потащат по длинным, темным и постыдным коридорам времени, предназначенным для тех, кто обладает силой без сострадания, мощью без морали и силой без зрения».

Общественная реакция на обращение Кинга была в основном враждебной. Life сравнил это со «сценарием для Radio Hanoi». The Washington Post обвинила Кинга в том, что он «уменьшил свою полезность для своего дела, своей страны и своего народа». Черный Pittsburgh Courier раскритиковал его за то, что он «трагически вводил в заблуждение» афроамериканцев. NAACP объявила любые попытки объединить движение за гражданские права и движение за мир «серьезной тактической ошибкой». Ральф Банч и Джеки Робинсон публично согласились. А Дж. Эдгар Гувер сказал президенту, что речь Кинга является доказательством того, что «он является инструментом в руках подрывных сил, стремящихся подорвать нашу нацию».

Тем не менее Кинг чувствовал себя освобожденным. Возможно, он был «политически неразумным», сказал он своему помощнику, но он был «морально мудрым». Одиннадцать дней спустя он присоединился к доктору Споку и примерно 400 000 других протестующих на массовой демонстрации на Манхэттене, организованной новой зонтичной организацией — Национальным мобилизационным комитетом за прекращение войны во Вьетнаме — «Мобе». Это была идеологически пестрая толпа. Стокли Кармайкл из Студенческого координационного комитета ненасильственных действий возглавил фалангу демонстрантов с флагами НФО. Протестующие сожгли двести призывных карточек. Одетые в антивоенную форму ветераны