Иерусалим. Один город, три религии - Карен Армстронг

На протяжении XI в. в Иерусалим стекалось все больше и больше паломников. Особенно много народа прибывало из Западной Европы, где паломничества поощрялись святыми отцами аббатства Клюни в Бургундии, видевшими в посещении святых мест действенный метод наставления мирян в христианской вере. В 1000 г., по свидетельству бургундского летописца Рауля Глабера, «бесчисленное множество знатных и простых людей предприняло странствие в Иерусалим» – паломники шли из Италии, Галлии, Венгрии и Германии, вдохновляемые в значительной мере апокалиптическими идеями (Глабер, История, 3:1). Люди вспомнили старые пророчества, восходившие к позднеримскому периоду и гласившие, что перед концом времен император с Запада будет помазан в Иерусалиме и сразится там с Антихристом. А поскольку согласно Апокалипсису эта последняя битва должна была произойти через тысячу лет после торжества Иисуса над дьяволом (Откр 20:2–4), в 1000 г. толпы пилигримов устремились в Иерусалим, чтобы стать свидетелями Второго пришествия. Возможно, они, подобно караимам, верили, что могут своим присутствием в Святом городе ускорить ниспослание Нового Иерусалима и справедливого миропорядка. Когда же конец света не наступил, возникла идея, что он случится в 1033 году, в тысячную годовщину распятия Христа. В тот год Европу поразил страшный голод, который, по свидетельству Глабера, многие считали предвестником последних дней. И тогда всеобщее религиозное исступление овладело европейцами: сначала крестьяне, за ними зажиточные люди, а потом и аристократия устремились в Палестину «для посещения святого Гроба Спасителя в Иерусалиме». Глабер был убежден, что никогда прежде Святой город не видел такого стечения народа, а сами паломники истово верили – «это верный знак, предвещающий появление презренного Антихриста, которого люди ожидают к концу веков» (Глабер, История, 4:6). Обезумевшие западноевропейские христиане, пытаясь вырваться из многовекового варварства и хаоса, устремлялись к Иерусалиму, символу спасения.

Совсем иную картину представляло великое европейское паломничество 1064 г. под предводительством Гунтера, епископа Бамбергского. Эти пилигримы уже не были отмечены печатью священной нищеты. Жизнь в Европе наладилась, и германская знать горделиво – и, как оказалось, опрометчиво – выставила напоказ свое богатство и роскошь. Бедуины уже давно караулили на палестинских дорогах группы паломников, зная, что даже у самых убогих на вид могут быть зашиты в дорожный плащ золотые монеты. А уж блистательный вид пилигримов из Германии стал прямым приглашением к грабежу: бедуины из засад нападали на пилигримов и те гибли толпами почти в виду Святого города. Таким образом, в течение XI в. массовые паломничества из Европы происходили примерно через каждые 30 лет. Под конец столетия настало время для нового похода, но западные паломники, явившиеся в Святой город в 1099 г., пришли с мечом, готовые не только защищаться, но и сражаться и убивать.

Еврейские паломники, а также евреи Палестины, тоже стремились совершить алию в Иерусалим, и их, как и христиан, часто побуждали к этому бедствия в родном краю. В 1050-х гг. в Кайруан вторглись кочевники-берберы, и в поисках спасения и евреи, и мусульмане стали перебираться в Палестину; другие беженцы прибывали из Испании, спасаясь от голода и лишений. Некоторые из этих евреев-магриби, как называли пришельцев с запада, осели в Святом городе, но трудная жизнь заставила их тосковать по дому на противоположном конце мусульманского мира. В письме Иосифа га-Коэна говорится о иерусалимских евреях, «пожранных алчными, попираемых надменными… нищих и обобранных», и общине, «притесняемой и заложившей последнее имущество». Страдания усугублялись присутствием христиан и мусульман: будто жизнь и без того не была жестока к евреям, им приходилось слушать то «шум толп Эдома [христианских паломников]», то «непрестанные пятикратные фальшивые завывания [мусульманских муэдзинов]» (Gil 1992, p. 400). Еврейская община Иерусалима полностью зависела от пожертвований соплеменников из Фустата и Рамлы, а потому оставалась без хлеба при любой засухе или эпидемии.

Невзирая на эти трудности, еврейские паломники продолжали посещать Иерусалим, особенно в месяц тишрей, когда отмечался праздник Суккот, – некоторые прибывали даже из далекого Хорасана. У них сложилась своя обрядность, относящаяся к этому мессианскому празднику. Сначала евреи – паломники и постоянные жители Иерусалима – обходили кругом городские стены, останавливаясь на молитву у ворот Харама, как было принято в былые времена. Потом они, распевая по дороге псалмы, восходили на Масличную гору и там стояли на вершине, обратившись лицом к Храмовой горе – месту, как писал гаон Соломон бен Иехуда, «присутствия Бога, Его силы и Его престола» (Gil 1992, p. 627). Хотя вид Храмовой горы, покрытой мусульманскими святынями, должен был внушать евреям грусть, все находились в приподнятом настроении, от души радовались, тепло поздравляли друг друга и обнимались. Центром скопления народа был большой камень на вершине – считалось, что именно здесь остановилась Шехина, Слава Господня, когда покидала Иерусалим. На этом месте иерусалимский гаон произносил свою ежегодную проповедь. К сожалению, всеобщее взаимное расположение, царившее на этих собраниях, омрачалось враждебностью по отношению к сектантам-караимам. Каждый раз в начале проповеди гаон вынимал свиток Торы и официально отлучал от общины караимов, которые стояли отдельно от раввинистов, на противоположной стороне вершины. Отлучение почти каждый раз приводило к серьезным ссорам, подчас перераставшим в безобразные скандалы, и гаон Соломон, человек миролюбивый, хотел отменить этот обычай. Мусульманские власти тоже настаивали на прекращении отлучений, указывая, что и раввинисты, и караимы имеют право отправлять культ так, как считают правильным.

В истории Иерусалима в период Фатимидов светлые полосы чередовались с темными. В середине XI в. над городом нависла новая угроза – на сей раз с севера. Приблизительно к 1055 г. северная Сирия была захвачена кочевыми племенами туркоманов («благородных тюрок»), которые незадолго до того приняли ислам суннитского толка и воевали во имя Сунны и аббасидского калифа. Тюрки были прекрасными воинами и одаренными правителями. Главенствующую роль в их завоевательных походах играл род Сельджукидов, и потому туркоманов часто называют сельджуками, хотя не все их предводители происходили из этого рода. В 1071 г. султан Алп-Арслан разбил армию византийцев в битве при армянском городе Манцикерте, и вскоре бóльшая часть Малой Азии оказалась под властью сельджуков. Тем временем Атсыз ибн Аук под знаменем священной войны против шиитов вторгся в Палестину и занял Рамлу, а затем осадил Иерусалим. В 1073 г. город сдался на милость победителей, которые и впрямь повели себя на удивление милостиво. Атсыз даровал прощение всем жителям Иерусалима и приказал своим солдатам ничего не трогать и не разграблять огромные богатства Иерусалима. Он даже выставил стражу для защиты церквей и мечетей. Фатимидский гарнизон, состоявший из тюрок, суданцев и берберов, остался в городе; тюрки присоединились к сельджукскому войску, а все остальные перешли на положение обычных горожан.

Приход тюрок означал, что Иерусалим опять оказался в суннитской сфере. В город стали возвращаться видные богословы и ученые, и его интеллектуальная жизнь, пребывавшая при Фатимидах в угнетенном состоянии, переживала новый расцвет. Сельджукское правление принесло Иерусалиму и экономическое благоденствие. В 1089 г. в городе была построена новая мечеть и открылись учебные заведения двух из четырех ведущих мазхабов – исламских богословско-юридических школ: шафиитское и ханафитское. Шафиитским медресе, которое разместилось в перестроенной старой церкви Рождества Богородицы у купели Вифезда, руководил шейх Наср аль-Макдиси. В Иерусалиме снова изучались хадисы и фикх (мусульманское законоведение). В труде историка Муджир ад-Дина перечислен целый ряд выдающихся исламских мыслителей, которые приезжали в аль-Кудс преподавать или писать книги. Среди них – Наср аль-Макдиси и ат-Тартуши, великий правовед из аль-Андалуса (мусульманской Испании). В 1095 г. в Иерусалим прибыл крупнейший суннитский философ и богослов Абу Хамид аль-Газали, чтобы предаваться здесь молитвам и размышлениям; он поселился в маленькой обители суфиев над Воротами Милосердия и углубился в суфийские практики. Именно здесь, в Иерусалиме, был написан его знаменитый трактат «Воскрешение наук о вере» – впоследствии, как мы увидим в главе 14, этот труд стал основой реформы суннизма. Приблизительно тогда же в город приехал испанский путешественник Абу Бакр ибн аль-Араби, который был настолько очарован атмосферой Иерусалима, что решил остаться в нем на три года. Большое впечатление на него произвели две законоведческие школы, где выдающиеся ученые читали лекции и проводили семинары, используя методы полемики и дискуссий, неизвестные в аль-Андалусе, а также богословские диспуты между мусульманами и зимми. Иудеи, христиане и мусульмане вместе обсуждали разнообразные вопросы религии и духовности.