Дуэль. Всемирная история - Ричард Хоптон

ужасной практики, которая собирает под свои знамена не только молодых и безрассудных господ, но в последнее время находит применение у тех, кто занимает видные позиции в жизни, что, как можно предположить, не должно вызывать у них интереса к обычаям столь неуместным и немыслимым для добропорядочного человека{493}.

Данный пассаж представлял собой плохо прикрытый подкоп под лорда Каслри и Джорджа Кэннинга, которые сошлись в поединке прошедшей осенью, однако высказанное выше мнение совпадало с направлением мышления авторов трактатов, нацеленных на противодействие дуэлям, считавших, что обычай драться по вопросам чести снова высоко поднял голову. И в самом деле, памфлетист, писавший не ранее и не позднее 1835 г., выражал убежденность в том, что «придется приложить еще много усилий прежде, чем порок нации удастся действительно искоренить»{494}. По оценкам Джона Данлопа, воинствующего противника дуэлей, а также и активного поборника воздержания, сделанным в 1843 г., «затрагиваемый дуэлями класс» (как он не вполне удачно выразился) насчитывал что-то около 70 000 человек (или 0,3 процента от общего населения из 23,8 миллиона, согласно переписи 1851 г.). Данлоп сам отозвался о подсчете как о «приемлемой догадке», основанной на данных о «поступлении налоговых сборов с лиц, владеющих экипажами и верховыми лошадьми, а также о сведениях по количеству капиталистов и образованных людей из определенных открытых источников». Подавляющее большинство из этих 70 000 человек, как он считал, было бы счастливо покончить с дуэлями. По Данлопу, дуэль являлась практикой, недостойной благородных господ: «Она предоставляет предательской таинственности пистолетных перестрелок в пивных и грубому хулиганству неуместное преимущество над подлинным превосходством и чистотою личности». Решением проблемы, по мнению Данлопа, могло бы послужить «общество отрицания» дуэли — то есть объединение, посвященное противодействию практике путем отказа от участия в ней. Такая ассоциация «затрагиваемых дуэлями» джентльменов дала бы зарок ни в коем случае не идти на дуэли{495}.

Реформаторы осознавали, что по мере отсчета лет девятнадцатого века и на фоне быстрого роста населения (причем активно подвергающегося процессу урбанизации) оружием против дуэли может стать давление общественного мнения. В 1822 г. преподобный Питер Чолмерс задавался вопросом: «Если бы удалось направить поток общественного мнения в подобающее русло, разве не стало бы возможным тогда… положить конец в нашей стране гнусной и разрушительной практике?» Чолмерс понимал силу общественного мнения и широту его возможностей в деле подавления дуэлей.

Общество строится из отдельных и незаметных личностей, составляющих множество. Сами по себе они могут вращаться по отдельности друг от друга и быть незначительными, однако вес суждения каждого — каким бы малым он ни оказывался — сказывается вкупе с мнением других и производит действенное усилие{496}.

В июне 1830 г. Филипп Крэмптон произнес речь на открытом митинге Ассоциации по прекращению дуэлей в Дублине. Всецело поддерживай цели организации, он сказал (очевидно, обращаясь к председателю. — Пер.): «Сэр, пусть Ваше общество станет плавильной печью стеклодува, с помощью которой сольется в единый многогранный сосуд все лучшее, все человечное, что есть в народе»{497}.

Одним словом, Крэмптон призывал к тому, что на современном политическом жаргоне называется фокусированием общественного мнения. В 1844 г. Тайтес отмечал процесс «быстрого формирования общественного мнения» против «мерзостной и глупой практики» — дуэлей{498}.

Факт заключался в том, что, как признавали памфлетисты, общественное мнение и в самом-то деле пришло в движение. В отношении политического положения в Англии в 30-е гг. девятнадцатого века обстоятельства начали меняться, и меняться радикальным образом. В 1807 г. вышел запрет на работорговлю, а в 1833 г. было упразднено и само рабство. Католическая эмансипация 1829 г. сняла с римских католиков самые тяжелые ограничения, наложенные на них со времен реформации. Отмена Акта о присяге в предыдущем году (предварительный шаг в деле возвращения части населения полноты гражданских прав[65]) тоже помогла последовательным и упорным нонконформистам освободиться от так долго душивших их пут ограничений. Правительство долго остававшихся в оппозиции вигов впервые с 80-х гг. восемнадцатого столетия (не считая короткого периода в 1806–1807 гг.) приступило к изменению законодательства. Нельзя утверждать, что Акт реформы парламента 1832 г. тут же ввел нормы демократии в современном смысле слова, однако он начал разрушать олигархическую практику «гнилых местечек»[66]и закрытых электоратов.

Самое лучшее, страна скоро получила нового и молодого государя, а вернее, государыню. Когда в 1837 г. принцесса Виктория взошла на трон, ей едва исполнилось 18 лет, однако она твердо вознамерилась избавить двор от темных личностей, набравших такую большую силу в царствование одного и другого дяди, и покончить с былой распущенностью. Брак в 1840 г. с высокоумным и аскетичным Альбертом дал дополнительный толчок этому процессу. Королевская чета проводила дни досуга в здоровой атмосфере Осборна на острове Уайт, который если уж не в географическом, то в духовном плане располагался в необъятной дали от экзотических «мясных котлов египетских» Брайтона (библейское выражение, здесь подразумевающее плотские удовольствия. — Пер.). Вряд ли легко себе представить, что новый режим стал бы терпеть такой анахронизм, как дуэли — реликт заботящейся только о собственных наслаждениях эпохи. Все именно так и оказалось.

Страна вставала на современные рельсы в других важных аспектах. Индустриальная революция изменила лицо огромных районов Британии, создав, с одной стороны, сатанинские мельницы, но с другой — позволив сколотить колоссальные состояния новому классу — промышленной буржуазии. Постоянно все более урбанизирующееся население исповедовало евангелическое христианство. Великий адепт евангелической церкви, Уилберфорс, метал громы и молнии в дуэлянтов, в том числе и в Питта с Каслри, а потому трудно было бы ожидать со стороны евангелической общественности поощрительного отношения к подобной практике. Историк Донна Т. Эндрю писала: «В отличие от полной соревновательности общественной жизни светских людей, адепты евангелической церкви проповедовали трезвость, умеренность, труды и заботы во имя похвал от Господа»{499}.

В такой среде вряд ли кто-то стал бы принимать или терпеть дуэлянтов. В равной степени, как указывает Эндрю, уже один постоянный рост влияния бизнеса и промышленности на все стороны жизни народа способствовал вытеснению из нее дуэли. Перемены повышали важность закона и поднимали уровень почтения к нему у населения. В обществе, проникнутом понятиями коммерциализации, индивидуумы не прибегают к разрешению противоречий на дуэльной площадке, они обращаются в суд. В 30-е и 40-е гг. девятнадцатого столетия Британия становилась все современнее: шла массовая индустриализация, шумел и набирал силу железнодорожный бум, тогда как дуэли начинали казаться этаким атавистическим и потому обреченным явлением. Как писала «Таймс»: «Падают вековые оковы, и поднимается человеческий разум…»{500}