Второй Саладин - Стивен Хантер

Он передал Чарди распечатку, в которой несколько строчек были подчеркнуты красным.

Чарди прочитал ее.

– Откуда это взялось?

– На следующий день после гибели Джоанны в ее квартире раздался междугородний звонок. Нам удалось найти человека, который снял трубку. Это бостонский полицейский, находившийся там в рамках гражданского расследования. Ему ничего не известно о вас, Улу Беге и управлении. Он сказал, что записал сообщение на случай, если встретится с вами. Но так ничего вам и не передал. Забыл, наверное. Ох уж эти полицейские. Им нельзя доверять.

Это была распечатка записи телефонного звонка сестры Шэрон – та пыталась передать Чарди послание от Тревитта.

– Похоже, он на что-то напал. И у него неприятности, – заметил Чарди.

– Мы получили это два дня назад от одного сотрудника вашего техотдела в Бостоне, когда он снимал ее телефон с прослушки. Мы немедленно установили перехват на всю корреспонденцию, которую через «Вестерн юнион» отправляли вам на адрес вашей бывшей школы. Вот это пришло только что, почему мы и решили связаться с вами сегодня.

Чарди прочел:

«Дядя ты где? Нашел цацки нужна помощь караулят бандитос рядом с Эль-Пломо Мексика Твой Джим».

– Эль-Пломо – городок в горах Каррисаи, к западу от Ногалеса, у самой границы. Телеграмма была послана во вторник мексиканской почтой. Похоже, ваш племянник попал в очень опасный переплет. Так что мы можем отправиться с этим в управление, прямиком к Майлзу Ланахану, и…

– Нет, – сказал Чарди.

– Ну разумеется, нет. Так что, Пол, мы с вами сейчас возьмем и отправимся туда. Да, сколотим небольшую компашку и поедем. Видите ли, Пол, вы нам действительно нравитесь. Мы хотели бы, чтобы вы к нам присоединились.

– Тогда поехали, – сказал Чарди.

Близился рассвет.

Тревитт с усилием провел языком по пересохшим губам, оглядывая скалистый склон. Не было видно ничего, кроме чахлой травы, россыпи валунов, осыпающегося горного склона.

– Эй? Ты там как? – подал голос Рамирес.

– Вроде ничего, – отозвался Тревитт.

Но это была неправда. Рана перестала болеть, и скомканная рубаха, которой ее наспех заткнули, наконец остановила кровотечение. Но у него было такое чувство, будто он вот-вот сойдет с ума. Ко всему прочему, за ночь его дважды вырвало – не то до того, как его подстрелили, не то уже после, он не помнил. Но, по крайней мере, с рассветом станет тепло, и, может, он перестанет дрожать.

– Пресвятая Дева, они уже скоро появятся. Эй, у тебя еще остались патроны?

Тревитту казалось, что патроны у него еще есть. Где-то. В каком-то кармане. Он решил, что поищет их немного попозже. К чему спешить?

– Парень, эй, парень. Парень! Что с тобой?

– Ничего. Все в порядке.

– Потому что, черт побери, я уже было решил, что ты не выкарабкаешься, а Рамирес не хочет оставаться один на этой горе.

Он рассмеялся. Похоже, мексиканец усматривал во всем происходящем что-то смешное, что-то безумно забавное.

Тревитт попытался сосредоточиться на том, что выплывало из темноты перед ним: склон, вереница корявых дубков и сосен чуть ниже.

А позади? Ничего, только безбрежная синь и мили бесполезной красоты. Гора все-таки кончилась. Они залегли на вершине, припертые к самому краю отвесного обрыва. Прямо за гребнем начинались сотни футов пустоты.

В паху вдруг стало тепло и влажно. Тревитт решил, что у него снова началось кровотечение. Но нет, оказалось, что это непроизвольно опорожнился его мочевой пузырь. Ему было удивительно, откуда там еще могла остаться какая-то жидкость, и противно и стыдно, что он так забылся, пока он не понял, что пуля могла повредить мочеполовую систему, всякие клапаны и протоки – она угодила прямо в спину, над самой поясницей, и застряла внутри.

– Ты умрешь, парень?

«Наверное», – подумал Тревитт.

Он провел рукой по лицу и наткнулся на свалявшуюся бороду. Чего ему сейчас хотелось бы, это попить водички. От него пахло – а он ведь всегда был такой чистоплотный. Ему хотелось согреться. Хотелось, чтобы в голове не плавал такой туман. Он горевал о мальчишке. Зачем им понадобилось обижать ребенка? Это было ужасно. Тревитт заплакал. Слезинка поползла по переносице; она была так близко к глазу, что казалась громадной и лучистой – огромная переливчатая дымка, которая затянула мир. Но она сорвалась. Чахлая трава, каменистый склон, пыльные горы – все вернулось, розовеющее в лучах восходящего солнца, под бесконечным сереющим небом, которое уже начинало серебриться. На востоке пламенел ослепительный оранжевый шар солнца.

Грянувший выстрел поднял неподалеку фонтанчик пыли.

– И близко не попали, – сказал Рамирес. – Давайте, шлюхи, – завопил он на своем богатейшем испанском, – постарайтесь получше.

Растрескавшимися губами Тревитт снова задал свой единственный вопрос:

– Кто они такие?

– Не все ли равно? – отозвался Рамирес. – Злые люди. Бандиты. Головорезы, гангстеры. Матерь Божья, пошли Рейнолдо подарок, чтобы он не умер с проклятием в твой адрес на губах.

Внезапно он вскинул винтовку на плечо и выстрелил.

– Промахнулся. Святая Дева, ты меня разочаровываешь. Он отступил. Сукин сын.

Мексиканец передернул затвор, стреляная гильза выскочила и подкатилась к Тревитту, который скрывался позади за кучей камней.

– Думаю, они могут попытаться взять нас штурмом. Почему нет? Это несложно, так они друг друга не перестреляют. Через несколько секунд я представлю вас им, мистер norteamericano. Я представлю вас сеньору пулемету и его другу, сеньору второму пулемету. А еще есть сеньорита винтовка с оптическим прицелом. Я очень хочу познакомить их с моим добрым другом, сеньором безумным гринго, который искал приключений на свою задницу… Эй, как тебя зовут? У тебя ведь должно быть имя.

– Тревитт. Меня зовут Тревитт, – сказал Тревитт, которому почему-то вдруг показалось очень важным сообщить об этом Рамиресу.

– Мистер безумный гринго Тревитт, который искал приключений на свою задницу. Да уж, он нашел приключение себе на задницу, не так ли? В доброй старой Мексике. Послушайте, мистер безумный гринго Тревитт, по-моему, они могут появиться с минуты на минуту, о да, клянусь Пресвятой Девой, в любой миг, и тогда мы увидим, кто здесь шлюхи. Эй вы, шлюхи, давайте кончайте с этим. Ха, они не собираются высовывать свои поганые головы, черта с два.

Он еще некоторое время продолжал свой безумный монолог, заклиная врагов напасть на него, упрашивая их, понося на чем свет стоит их матерей, отцов, детей и домашних зверюшек. В конце концов, он все-таки выдохся.

– О господи, – простонал Тревитт.

– Он не поможет вам, мистер безумный гринго, нет, не поможет, я не вижу поблизости Господа. Я не вижу Пресвятой Девы, не вижу ни священников, ни святых сестер, ничего такого. Тут нет ни церкви, ни Богоматери. Эх, как бы я задал этому ублюдку со снайперской винтовкой. О Матерь Божья, отдай его твоему грешному сыну, Рейнолдо, только отдай его мне, чтобы я мог отстрелить ему яйца, и я буду ходить к мессе каждый день до скончания… Эй!