Россия в Первой мировой войне - Николай Головин

Мы начали настоящую главу с указания на то, что причины кризиса, переживавшегося Русской армией в течение мировой войны, были двух родов: одни являлись следствием объективных условий, другие должны быть отнесены к неумению наших руководящих верхов «предвидеть» и «организовать». На более внимательном рассмотрении последних мы и остановимся в конце этой главы, так как причины эти имели следствия не только в области материальных явлений, но и в области психики армии и страны. И в армии, и в стране росло недоверие и накапливалось то неудовлетворение, которое, несомненно, ускорило революционный взрыв.

Нам уже приходилось указывать на то, что ни наш закон, ни наше Военное министерство не предусмотрели вопроса о военной повинности квалифицированных рабочих. Это чрезвычайно чувствительно отозвалось на нашей и без того очень слабо развитой в мирное время военной промышленности. «Все протесты Главного артиллерийского управления, — пишет генерал Маниковский, — оставались без внимания, а между тем работа на военных заводах требовала такой большой точности и тонкости, что успешность ее была под силу только особым специалистам, вырабатывающимся не скоро. Интересно отметить, что на многих наших казенных заводах это ремесло обратилось в наследственное, преемственное, передававшееся из поколения в поколение. На этих гнездах мастеров развивалась и совершенствовалась вся наша военная заводская промышленность».

Когда же значительная часть этих рабочих без всякого разбора была взята в войска, на заводах настал кризис, справиться с которым было трудно, так как освобождение от строевой службы специалистов-рабочих, служащих в рядах войск в качестве нижних чинов, вызывало на практике большие затруднения.

Как видно из доклада начальника Генерального штаба генерала Беляева от 22 февраля/7 марта 1915 г., Военное министерство решительно не допускало возвращения на заводы и фабрики тех рабочих нижних чинов, которые уже попали в регулярные части войск. Мотивом к этому выставлялось «удручающее моральное впечатление, которое производило бы такое возвращение на товарищей этих нижних чинов, остающихся в строю». Решено было допускать возвращение рабочих лишь в исключительных случаях, но тогда заводы, ходатайствующие о возвращении им рабочего нижнего чина, должны были сами указывать ту войсковую часть, в которой он служит. Подобная бюрократическая уловка сводила возможность использовать это и без того скупое разрешение почти к нулю. При порядке 4 — б-недельного обучения новобранцев и ратников в составе запасных батальонов и распределения их затем по войскам штабами фронтов Главное управление Генерального штаба, так же как и местное начальство военных округов, было лишено всякой возможности получить сведения о месте нахождения данного нижнего чина. На практике же заводы могли сообщать только о том, куда направил воинский начальник данного рабочего, и не могли указать, в какой войсковой части служит лицо, о котором они ходатайствуют, поэтому подобные ходатайства удовлетворялись лишь как редкое исключение.

Другой категорией военнообязанных рабочих, освобождение которых от военной службы вызывало осложнения, были новобранцы. Как видно из письма начальника Главного штаба начальнику Главного артиллерийского управления от 18 февраля/3 марта 1915 г., Главный штаб полагал освобождение новобранцев недопустимым ввиду того, что молодые люди являлись в высшей степени желательным элементом для пополнения рядов войск; вместе с этим Главный штаб считал, что вряд ли эти молодые люди могли обладать значительным рабочим опытом и быть незаменимыми специалистами на заводах.

Начальник Главного артиллерийского управления протестовал против этой точки зрения, ибо именно молодые люди, поступая на заводы далеко до призывного возраста, приобретали все необходимые навыки и являлись ко времени их призыва вполне опытными рабочими. Подыскать же взамен их новый контингент рабочих при существовавшей во время войны обстановке было чрезвычайно трудно.

Прошло более года войны, пока вопрос этот был урегулирован.

Но, кроме квалифицированных рабочих, всем казенным заводам в это горячее время не хватало и простых рабочих. Это сказывалось особенно сильно в некоторые периоды. Например, летом, когда из-за отлива рабочих на полевые работы сокращалось производство. Главное артиллерийское управление отдавало себе ясный отчет в той опасности, какою угрожает боевому снабжению армии такое положение вещей. И вскоре после начала войны внесло в Совет министров проект перевода казенных заводов на особое положение, считая их как бы мобилизованными. Проект этот совершенно правильно рассматривал работу на заводах, изготовляющих предметы государственной, обороны как особую форму отбывания воинской повинности, предусматривал прикрепление рабочих к их заводам и устанавливал повышенную наказуемость по правонарушениям промышленной жизни как в отношении рабочих, так и заводской администрации.

Однако Совет министров признал этот проект несвоевременным.

В декабре 1914 г. этот проект был вновь внесен на рассмотрение Совета министров и вновь отклонен.

Между тем вредные последствия действия законоположений мирного времени давали себя чувствовать в неоднократных случаях внезапного ухода рабочих с казенных заводов. Вследствие этого упомянутое выше представление Главного артиллерийского управления было внесено в Совет министров в третий раз 22 февраля/7 марта 1915 г. Однако Совет министров, как видно из письма председателя Совета министров к военному министру, «считаясь с вполне лояльным и, в общем, спокойным настроением фабрично-заводского населения и опасаясь дать повод к нежелательным толкам и волнениям», окончательно отклонил это предложение.

Таким образом, мобилизационная готовность казенных заводов в отношении людского состава была совершенно не охранена; заводы оставались бессильными перед такими фактами, как, например, уход сразу 3000 человек (в летнюю уволку) с Ижевского завода, единственного в России, изготовлявшего ствольные и коробочные болванки (для всех оружейных заводов); подобные одновременные уходы имели место и на других заводах (1000 человек с Сормовского завода, 700 человек с завода Посселя и т.д.).

«Главной ошибкой в тыловой работе России являлось, — пишет подполковник Ребуль в статье «Промышленная мобилизация России во время войны», — отсутствие единого руководства и общего плана работы. В Петрограде не было создано того единого центра, который мог бы составить объединенную в одно целое программу; только такая программа может урегулировать работу каждой технической службы, каждого производственного центра в зависимости от степени потребности армии и наличия сырья и полуфабрикатов. Иначе неизбежен полный разнобой в производстве».

Нужно признать, что, по существу дела, подполковник Ребуль прав.

Вот небольшой пример. Прошел год войны, и генерал Маниковский никак не мог добиться от Министерства торговли и промышленности сведений, на каких заводах (коксовальных) и в каком количестве производится добыча сырого бензина и переделка (разгонка) его на толуол, каковы перспективы этого министерства по части обеспечения нашей потребности в кислотах — серной и азотной, а также в смазочных маслах, где можно достать квалифицированных рабочих таких-то специальностей и т.п..