Великий Александр Македонский. Бремя власти - Михаил Елисеев

Но пока царь по ходу дела решал все эти проблемы, армия продолжала движение на закат и вступила в область Персиды – туда, где Искандер Двурогий когда-то прошелся огнем и мечом. И именно в этой области деятельность Александра была наиболее показательной, именно здесь наиболее ярко стало видно то, чего же в итоге хотел достичь этот гениальный человек. А началось все с того, что поставленный сатрапом Фрасаорт умер от болезни и управление в свои руки взял знатный перс Орксин, пожелавший сохранить Персиду для Александра. Возможно, хотел как лучше, но получилось как всегда: «Орксина уличили в том, что он грабил храмы и царские гробницы и несправедливо казнил многих персов» (Арриан). А это в глазах царя также являлось преступлением, и преступлением страшным: он мог понять, когда завоеватель-македонец начинает свирепствовать над побежденными, но он для того и сохранял власть местной элите, чтобы в какой-то степени защитить местное население от произвола пришельцев. Теперь, видя полное извращение своего в целом очень хорошего замысла, Александр стал беспощаден. И было еще одно преступление, которое возмутило Царя царей до глубины души – была разграблена могила персидского царя Кира Великого, основателя державы Ахеменидов! Дальнейшие действия Македонца показали, что честь царского имени для него – не звук пустой и что он с уважением относится к истории страны, которую завоевал. «Аристобул рассказывает, что Александр отдал ему приказ привести могилу Кира в полный порядок: уложить в гроб уцелевшие останки, закрыть гроб крышкой, исправить в нем все изъяны; обвить ложе лентами, положить остальные украшения, такие же, как раньше, и в таком же количестве; дверцу сделать незаметной, заложив ее частью камнем, а частью замазав глиной; в глину вдавить царскую печать. Александр велел схватить магов – сторожей могилы и пытать их, чтобы они назвали преступников, но они под пыткой и сами не повинились, и назвать никого не назвали; уличить сообщников оказалось невозможно, и Александр отпустил их» (Арриан). А вот Плутарх дополняет все сказанное выше очень интересным сообщением: «Когда Александр узнал, что могила Кира разграблена, он велел казнить Поламаха, совершившего это преступление, хотя это был один из знатнейших граждан Пеллы». Вывод напрашивается интересный – пытки магов можно рассматривать в контексте того, что царь подозревал в разграблении Орксина, но судя по всему, эта версия отпала, а вот «знатнейший гражданин Пеллы» попался и получил по заслугам. Таким образом, мы видим, что царь делает все, чтобы показать своим новым подданным – для меня вы ничем не хуже македонцев и греков, и все, что дорого вам, так же дорого и мне. А тот, кто творит несправедливости по отношению к вам, невзирая на то, представитель он местной аристократии или пришелец с Запада, не избежит моей кары – и в подтверждение этого тезиса взял да и повесил Орксина. Но главная беда царя была в том, что он был страшно одинок в своих поистине гениальных начинаниях, а то, что его во всем поддерживал Гефестион, еще ровным счетом ничего не значило, об их взаимоотношениях будет написано ниже.

И тут для Александра блеснул луч надежды – ему показалось, что его усилия все-таки не пропали даром. У царя было восемь телохранителей, последним, восьмым был Певкест, тот самый, что в городе маллов продемонстрировал чудеса преданности и храбрости, прикрыв поверженного Александра щитом и отражая вражеский натиск. Царь искренне верил в преданность этого человека и, желая его достойно наградить, назначил сатрапом Персиды вместо повешенного Орксина. Пост, надо сказать, ответственнейший, потому что Персида – родина персидского народа и великих царей, и очень многое в империи должно было зависеть от того, кто и как ей управляет. И Певкест подошел идеально, и не только в силу каких-то особенностей характера, но и потому, что проникся идеями своего царя. «Ценил Александр его и за то, что персидский образ жизни был для него вполне приемлем. Это обнаружилось сразу, когда, став сатрапом Персии, он, единственный из македонцев, надел мидийскую одежду, выучил персидский язык и вообще переделал все на персидский лад. Александру это нравилось, а персы радовались, что он предпочитает их обычаи своим родным» (Арриан). Случай поистине уникальный среди македонской верхушки, но как знать, проживи Александр дольше – и, возможно, ему удалось бы достучаться до остальных, а там подросло бы и другое поколение, воспитанное совсем на других ценностях. Наблюдая за деятельностью Певкеста, Царь царей надеялся, что не все так плохо, что надежда есть и его труд по созданию невиданной в мире империи не оказывается напрасным. Однако реакция большинства македонцев и греков была предсказуемой: «Огорчало их и то, что Певкест, сатрап Персии, перенял и персидский наряд, и персидский язык на радость Александру, с удовольствием глядевшему на это превращение в варвара» (Арриан).

Последним делом Александра в Персиде была казнь самозванца – мидянина Бариакса, которого привел сатрап Мидии, после этого Великий Македонец продолжил свое шествие во главе армии к Вавилону.

* * *

Здесь будет уместным сделать шаг назад и разобрать эпизод, о котором упоминают некоторые античные авторы – о походе армии царя через Карманию. Вот что пишет по этому поводу Арриан: «У некоторых писателей есть рассказ, не заслуживающий, по-моему, доверия: Александр велел соединить вместе две роскошные повозки, возлег на них вместе с друзьями и под звуки флейты проехал через всю Карманию; солдаты следовали за ним в венках, перекидываясь веселыми шутками; еду и всякие роскошества щедро выносили к дороге местные жители. Александр устроил все это в подражание вакхической свите Диониса». А вот что по этому же поводу сообщает Плутарх: «Восстановив свои силы, македоняне в течение семи дней веселой процессией шествовали через Карманию. Восьмерка коней медленно везла Александра, который беспрерывно, днем и ночью, пировал с ближайшими друзьями, восседая на своего рода сцене, утвержденной на высоком, отовсюду видном помосте. Затем следовало множество колесниц, защищенных от солнечных лучей пурпурными и пестрыми коврами или же зелеными, постоянно свежими ветвями, на этих колесницах сидели остальные друзья и полководцы, украшенные венками и весело пирующие. Нигде не было видно ни щитов, ни шлемов, ни копий, на всем пути воины чашами, кружками и кубками черпали вино из пифосов и кратеров, и пили за здоровье друг друга, одни при этом продолжали идти вперед, а другие падали наземь. Повсюду раздавались звуки свирелей и флейт, звенели песни, слышались вакхические восклицания женщин. В течение всего этого беспорядочного перехода царило такое необузданное веселье, как будто сам Вакх присутствовал тут же и участвовал в этом радостном шествии». Ну и Курций Руф напоследок: «Дороги в селениях, через которые проходил его путь, он приказал устлать венками из цветов; у дверей домов поставить кратеры и другие объемистые сосуды, наполненные вином; на повозках сделать настил, чтобы они могли вместить больше воинов, и украсить их наподобие палаток, покрыв одни из них белыми одеждами, другие – драгоценными цветными. Первыми шли друзья и царская когорта, украшенная венками из пестрых цветов; с разных сторон слышались пение флейтистов и звуки лир, пирующие воины ехали на повозках, разукрашенных по мере возможности, обвешанных особенно блестящим оружием. Сам царь и его спутники ехали на повозке, обильно уставленной золотыми кратерами и золотыми же большими кубками. 7 дней подряд двигалось войско, предаваясь таким образом вакханалиям, – готовая добыча, если бы только у побежденных нашлось мужество выступить против пиршествующих. Клянусь богами, достаточно было бы тысячи трезвых мужей, чтобы захватить празднующих триумф воинов, 7 дней упивавшихся и отягощенных обжорством». И какой же вывод можно сделать из всего вышеизложенного? А такой, что на 7 дней Царь царей вместе с командным составом и всей остальной армией ушли в жуткий запой, и только благодаря какому-то чуду не подверглись атаке неведомого врага. И очень часто именно это событие приводят в пример, рассуждая о неумеренном пьянстве Александра. Только пьянка пьянке – рознь, и есть смысл попробовать разобраться в происшествии.