Поцелуй ангела - Сьюзен Элизабет Филлипс

Гармония выступления рушилась на глазах. Одну трубку Алекс разрубил в два удара, вторую — в четыре. От злости он забыл о новом элементе номера с цветными лентами, а когда он обвил кнутом запястья Дейзи, публика глухо зароптала. Их семейный разлад, казалось, жил собственной жизнью и громко заявлял о своем существовании. То, что в прежних выступлениях было актом соблазнения, попыткой мужа завоевать благосклонность молодой жены, теперь смотрелось как нападение дикого свирепого самца на беззащитное крошечное создание. На арене творилось насилие.

Казалось, Алекс понял, что происходит, и тут взыграла вся его гордость. Стало ясно, что стоит ему снова обвить Дейзи кнутом, как публика тотчас выразит свое отчуждение, — нужен заключительный штрих для завершения представления, прежде чем дать сигнал Диггеру выпускать Мишу.

Всмотревшись в глаза Алекса, Дейзи вдруг поняла, что он только что вспомнил о пунцовой розе у нее на груди. Едва заметным кивком головы он дал Дейзи знать, что сейчас начнется последний трюк. Она равнодушно посмотрела на кнут, желая только одного — чтобы номер скорее кончился и она могла бы убежать и спрятаться от чуждого и враждебного мира.

Переборы балалайки страшным звоном отдавались в ушах — Дейзи немигающим взглядом смотрела в глаза мужа. Не будь она столь сильно охвачена собственным горем, она заметила бы в глазах Алекса невыразимое страдание, но чувства ее оцепенели и застыли.

Алекс отвел руку назад, кисть стремительно согнулась, и кончик кнута полетел к Дейзи со скоростью ракеты. Все было так, как всегда, за исключением того, что Дейзи наблюдала за этим полетом, как при замедленной съемке. С полным отчуждением она ждала, когда кнут размечет бумажные лепестки цветка. Вместо этого она вдруг почувствовала нестерпимую жгучую боль.

Дейзи показалось, что из ее легких кто-то высосал весь воздух. Все тело с головы до ног жгло так, словно ее облили кипятком. Арена закружилась перед глазами — Дейзи поняла, что падает. Прошла секунда, под куполом шапито грянула бравурная музыка, словно для того, чтобы заглушить боль, пронизавшую каждую клеточку ее тела. Сильные руки подхватили ее с песка, а на арену между тем выскочили клоуны.

Она была в сознании, хотя ей хотелось его потерять, слышала, как кто-то исступленно молится, но то была не она. Где-то далеко, за пеленой окутавшей ее боли звучали спокойный голос Джека, ропот толпы, оживленная музыка.

— Разойдитесь! Дайте дорогу!

Это голос Алекса. Он на руках выносит ее через служебный выход. Алекс-враг. Алекс-изменник.

Дейзи спиной почувствовала жесткий холод земли — Алекс положил ее рядом с шапито и склонился над ней, заслоняя жену от любопытных взглядов.

— Прости меня, солнышко. Господи, Дейзи, прости.

Собрав остатки сил, она повернула голову к пыльному нейлону шатра, едва не задохнувшись от вновь вспыхнувшей боли, когда Алекс провел рукой по разорванному платью.

— Не… прикасайся ко мне, — прошептала она, едва шевеля высохшими губами.

— Я помогу тебе. — Он часто и поверхностно дышал, голос прерывался от волнения. — Сейчас я отнесу тебя в трейлер.

Она застонала, когда Алекс приподнял ее и понес. Дейзи ненавидела его за то, что он причиняет ей новую боль.

— Я никогда не прощу тебе этого.

— Да… да, я знаю…

След удара жег ее огнем от плеча до бедра. Боль была так сильна, что Дейзи не чувствовала, как нежно несет ее Алекс. Войдя в трейлер, он положил жену на кровать.

Она прикусила губу, чтобы не закричать, когда он начал осторожно снимать с нее разорванное платье.

— Твоя грудь… — Он судорожно вздохнул. — Здесь рубец… Но кожа не повреждена… Хотя будет синяк.

Он встал, но тотчас вернулся.

— Сейчас тебе будет немного холодно — это компресс.

Дейзи вздрогнула, когда он приложил к следу от удара смоченное холодной водой полотенце. Она плотно прикрыла глаза — скорее бы это кончилось.

Когда полотенце нагрелось, он поменял его на свежее. Матрац прогнулся, когда он сел рядом с ней и заговорил тихим хриплым голосом:

— Я не так… не так беден, как хотел тебе показать. Да, я преподаю, но не только. Я еще продаю и покупаю предметы русского искусства, консультирую крупнейшие музеи страны.

Слезы из-под прикрытых век Дейзи текли на подушку. Компресс сделал свое дело — острая боль прошла, уступив место тупому, неприятному ощущению.

Алекс продолжал говорить — запинаясь и испытывая неловкость:

— Я считаюсь крупнейшим авторитетом по русской иконографии в… в Соединенных Штатах. У меня есть деньги, престиж. Но… я не хотел, чтобы ты об этом знала. Мне хотелось, чтобы ты думала обо мне, как о неотесанном чурбане Я… хотел отпугнуть тебя.

Дейзи с усилием разлепила спекшиеся губы.

— Мне все равно.

Теперь Алекс говорил лихорадочно, словно стараясь выговориться за несколько отпущенных ему минут.

— У меня большой кирпичный дом. В Коннектикуте, недалеко от кампуса. — Едва заметным движением он поменял компресс. — Там множество чудесных картин. И потом у меня есть двор и конюшня для Миши.

— Прошу тебя, оставь меня в покое.

— Сам не понимаю, зачем я езжу с цирком. Каждый год даю себе клятву, что это в последний раз. Но проходит несколько лет, и я начинаю ощущать какое-то беспокойство. Где бы я ни был — в России, на Украине, в Нью-Йорке — не важно. Это чувство настигает меня везде, и я понимаю, что должен снова отправиться бродяжничать. Я всегда буду больше Марков, нежели Романов.

Теперь, когда все это не имело ни малейшего значения, он рассказывал ей все, о чем она спрашивала его в течение последних нескольких месяцев.

— Я не хочу больше тебя слушать.

Словно защищаясь, он нежно коснулся ее талии.

— Это произошло случайно. Неужели ты не понимаешь? Ты же знаешь, как я переживаю.

— Сейчас я хочу только спать.

— Дейзи, я богатый человек. В тот вечер, когда мы были в ресторане, ты очень волновалась из-за счета. Но тебе не стоит волноваться из-за денег.

— Это не имеет значения.

— Я знаю, что тебе больно. Но завтра будет лучше. Останется синяк и будет некоторое время болеть, но шрама не будет. — Он запнулся, понимая, что лжет.

— Прошу тебя, — бесцветным тоном произнесла она, — если ты хоть немного чувствуешь себя виноватым, оставь меня в покое.

Алекс надолго замолчал. Матрац прогнулся еще раз — он наклонился и коснулся губами влажных век Дейзи.

— Если тебе что-нибудь понадобится, включи свет. Я буду рядом и тотчас приду.

Дейзи ждала, когда он сдвинется с места, когда он уйдет и она сможет, расслабившись, отдаться своему горю, рассыпаться на тысячу кусков…

Но этот человек не знал милости. Он отвернул верхний угол компресса и подул, смягчая боль потоком холодного воздуха. На горячую кожу упало при этом несколько теплых капель, но Дейзи настолько оцепенела, что не стала думать, что это могло быть.