Охотники за удачей - Дмитрий Леонтьев

— Пригодится, — сказал Врублевский. — Она мне дорога, как память, и расставаться с ней пока не хочется. А на благодарности не рассчитывай. Не будь ее, за меня бы ты сроду не вступился. Не меня ты спасал, а ее…

— Засунь свои благодарности… куда-нибудь подальше. Мне для полного счастья только твоих благодарностей недоставало…

— Кончайте собачиться! — не выдержала Лариса. — Лучше подумайте, что нам теперь делать? Вы между собой воюете, у вас какие-то разборки, счеты, а я-то при чем? Вы меня в это втравили, вот теперь и обратно вытравливайте… Как хотите, но сделайте так, чтобы я жила спокойно.

— К тебе возвращаться нельзя, — сказал Сидоровский. — Вы машину во всей красе «засветили». Даже номера не позаботились снять, или хотя бы грязью заляпать. Не исключено, что ее кто-нибудь запомнил и сообщил номер в милицию, или бандитам… Что, впрочем, для нас одно и то же.

— Вот уж утешил, так утешил! — подскочила она на месте. — И что же делать теперь? Ты же милиционер, придумай что-нибудь! В конце концов, кто у нас власть имеет — милиция или бандиты?! Что мне теперь делать? Может, сразу к ним пойти? Будет хоть надежда на то, что пристрелят сразу, не мучая… Да мужики вы, или нет?! Придумайте что-нибудь!

— Все зависит от того, что мы собираемся делать, — сказал Врублевский. — Если бежать из города — это одно, а вот если оставаться… Но лично я смысла оставаться не вижу.

— Зато я вижу! — отрезал Сидоровский. — И уж тебе-то торопиться точно никуда не надо. У тебя впереди лет десять, спокойных и неспешных. А пока будешь ждать.

— Чего ждать? — деловито осведомился Врублевский. — Пока они тебе горло перережут? Это произойдет быстрее, чем ты думаешь. А рядом с тобой я даже на кладбище лежать не хочу.

— Ты мне расскажешь про все ваши дела, про все «темы», «стрелки» и «разборки», про слабые и сильные стороны, про друзей и врагов. Про всю организацию. А я найду, на чем их прижать.

— А вот это ты видел? — показал ему кукиш Врублевский. — Я тебе уже сказал: в тюрьму я не сяду. Попроси что-нибудь попроще.

— Да перестаньте вы, наконец! — заорала доведенная до истерики Лариса. — Вы что, чокнутые?! Вы о чем думаете?! Вам нравится кусать друг друга? Выйдите из машины, отойдите за угол да перегрызите друг другу глотки… А лучше придумайте, как меня спасти. Это будет куда полезней!

— Ко мне возвращаться нельзя, — сказал Врублевский. — После этого случая они точно там засаду оставят. И к этому… «менту обреченному», — кивнул он на Сидоровского, — тоже нельзя… Есть одно место, где нас примут и укроют, — было заметно, что он признается в этом с явной неохотой. — Там-то нас точно искать никто не станет. Просто не додумаются. Очень надежное место, вот только…

— Притон какой-нибудь? — недоверчиво покосился на него Сидоровский.

— Притон у тебя в башке! — огрызнулся Врублевский. — Я тебе огромное одолжение делаю, а ты еще нос воротишь… Но лично из-за тебя я бы тоже и пальцем не пошевелил. Мне вот ее жалко, — кивнул он на заснувшую девочку. — Из-за такого идиота, как ты…

— Я тебе сейчас челюсть сломаю!

— Ой, подо мной уже мокро… С чего бы это? Наверное, я испугался…

— Мужики! — заорала Лариса так, что девочка проснулась и испуганно прижалась к Сидоровскому.

— Что ты орешь?! — возмутился он. — Ребенка перепугала…

— Довели вы меня. Перестаньте лаяться, иначе я… иначе… Иначе я что-нибудь сделаю!

— Укуси Сидоровского за ухо, — посоветовал Врублевский. — И ты душу отведешь, и мне приятное сделаешь… Есть один человек, который может нас приютить. Только… В долгу я перед ним. В большом долгу. Но он такой человек, что… Приютит.

— Кажется, догадываюсь, — усмехнулся Сидоровский. — Я бы на его месте тебя и на порог не пустил. Но… Черт его знает, может, это и выход… Пожалуй, это действительно единственное место, где нас никогда не будут искать. И один из немногих людей, которые не предадут и всегда протянут руку помощи… И вот таким людям, Врублевский, ты гадишь, в грош не ставя их судьбы. Разоряешь, унижаешь и предаешь ради собственного благополучия.

— Мне стыдно, — тяжело вздохнул Врублевский. — Очень-очень стыдно. Я больше не буду. Честное слово. Я хороший мальчик. Просто я попал в дурную компанию. Влияние улицы, недосмотр школы, упущения общества..

— Ты знаешь, что твоя челюсть — это моя «эрогенная зона»? Когда по ней бьют, я просто балдею…

— Я давно замечаю, что ты испытываешь ко мне какое-то странное влечение, — жеманно потупился Врублевский. — Может, нам отбросить все эти условности и перейти к главному? Когда тебя последний раз любили на заднем сиденье автомашины?

— Я тебя посажу, ублюдок!

— Когда рак свистнет…

— Тьфу на вас! — сплюнула в сердцах Устенко. — Говорите, куда ехать. Я хочу оказаться наконец в спокойном, безопасном месте, с нормальными, психически здоровыми людьми. С воинственными шизофрениками оставаться в одной машине опасно. Вот доберемся до места, тогда хоть пристрелите друг дружку… А сейчас — говорите мне адрес…

Ненависть юным уродует лица,

ненависть просится из берегов,

ненависть жаждет и хочет напиться

черною кровью врагов.

В.Высоцкий

Ключинский на цыпочках вышел из спальни в зал, где за столом собрались его неожиданные гости, и, аккуратно прикрыв за собой дверь, сообщил:

— Уснула. Столько горя выпало на ее долю… Столько зла… Хорошо, что она еще слишком мала, чтобы полностью осознать весь ужас происходящего. Этот мир, раздираемый войнами и противоречиями, наиболее жесток к детям. Воюют мужчины, а страдают дети и женщины… Она уснула, едва коснувшись полушки. Организм еще слишком слаб после болезни, а тут еще все эти потрясения, которые и взрослому-то осилить нелегко, Ей требуются покой и отдых… Во сне она звала какого-то «толстяка». Кто это?

— Бродяга, который ее спас, — ответил Врублевский. — Его убили. Забили до смерти.

— Какой ужас, — покачал головой старый художник— Какое ужасное время… Все пожирают друг друга… Что это? Что происходит?

— Смутное время, — сказал Сидоровский. — Так всегда бывало на переломе двух эпох — старой и новой. Эпоха перемен. По духу очень напоминает мне события из романа «Унесенные ветром». Только вместо «янки» нужно подставить слово «перестройщики», а вместо Реконструкции — Реформацию… Вроде, все правильно, прогресс и цивилизация требовали перемен, реформ, реконструкций, освобождения негров от рабства, но… Разломали все лучшее, а приняли все худшее и потеряли несколько поколений, выросших в хапуг, авантюристов, «адреналинщиков» и «подлипал»… И еще что-то потеряли… Что-то очень важное, доброе, чуть старомодное. Разумеется, по законам прогресса, все утрясется, войдет в колею и даже улучшится. Люди найдут в себе силы продолжать жить и отстроят разрушенное, но сколько унесено этим ветром и сколько еще будет унесено?.. Нам не впервой, но за семьдесят лет несколько глобальных перемен в виде «революций», «перестроек» и «реформ» — это слишком много. Но ничего, переживем. Как сказал один поэт, к сожалению, забыл его фамилию: «Мы комиссаров, слава Богу, пережили, и эту смуту как-нибудь переживем». А пока надо остановить это безумие в виде чумы преступности. А то такие «вирусы» как Врублевский унесут еще немало жизней. И я намерен в этом поучаствовать со всем энтузиазмом…