Цветы всегда молчат - Яся Белая

– С удовольствием, – самодовольно ухмыльнулся Адам, магией наряжая Джози в изящное синее платье. Когда туалет был завершен, Мастер-Дракон поклонился, а после сказал:

– А теперь, моя дорогая, может, познакомимся поближе? Все-таки вы – моя невестка.

Джози с неохотой отстранилась от Ричарда, спрыгнула со стола и, легко подбежав к Адаму, залепила тому звонкую пощечину.

– Это вам за Ричарда! И знайте, вы – самый ужасный отец на свете!

Адам не разозлился, а рассмеялся:

– Ну вот и познакомились, – с улыбкой сказал он, – хотя мне несколько обидно быть битым дочерью человека, который предпочел обычную жизнь сану Мастера-Дракона!

– Не смейте трогать моего отца! – уперев кулачки в бока и топнув ножкой, заявила Джози. – И привыкайте, я ведь – ваша невестка!

Адам поверх ее головы бросил вопросительный взгляд на Ричарда, тот лишь самодовольно, как давеча Мастер, ухмыльнулся и развел руками: мол, ничего не могу поделать.

Джози, приметив эти переглядывания, взъярилась еще больше.

– И не смейте чинить заговоры у меня за спиной! А то я ведь теперь умею цвести!

И оба мужчины поспешили ее успокоить, потому что последствия Цветения грозили обернуться катастрофой для ордена…

Графство Нортамберленд, замок Глоум-Хилл, 1878 год

Когда Гарфилд Айронсайд, державший на руках спящую Латою, достиг последней ступени замковой лестницы и вышел в гостиную, заря уже сменила цвет с кроваво-алого на нежно-пурпурный с мазками яркого золота и разливами лазури. И Колдер понял, что смерть и ночь убрались восвояси, позволив вершиться жизни и дню.

С Гарфилдом, который стал теперь еще и родственником, они любезно распрощались, и Айронсайд, взяв с Грэнвилла заверение, что те с Мейв вскорости навестят своих кузенов, покинул Глоум-Хилл. Колдер же, проводив его, направился в спальню с намерением хоть немного вздремнуть.

Новый день, как всегда, любовно окутывал спящую Мейв покрывалом золотистых лучей, и она сама будто золотилась. Но, сказал себе Колдер, дело вовсе не в солнце. Мифэнви сейчас охватывало другое сияние, тихое и абсолютное, говорившее ему, Смотрителю Сада, о том, что свершилось великое таинство жизни…

Он опустился на колени и дрожащими пальцами провел по нежной щеке. Этой легкой ласки хватило, чтобы Мейв проснулась и подарила ему свой чудесный сияющий взгляд.

– Почему ты выглядишь таким взволнованным? – тихо и удивленно спросила она.

– Потому что, – ответил он, кладя ладонь на ее еще плоский живот, – нельзя делать меня таким счастливым. Я не знаю, куда девать столько счастья!

– Ничего, – нежно улыбнулась она, гладя его по волосам, – вместе мы что-нибудь придумаем. С добрым утром, любимый, и с новой жизнью тебя.

Он бережно заключил жену в объятия, и они оба, будто смешиваясь и растворяясь, слились в поцелуе.

Лондон, клиника Святого Патрика, особая палата, 1878 год

Вардис с волнением ждал пробуждения Фелисите, тщательно обдумывая, что ей скажет, и понимая, что все эти заранее придуманные речи – самая большая глупость на земле. Еще большая – разве что когда врач привязывается к пациентке.

Доругать себя он не успел, потому что девушка очнулась и испуганно посмотрела на него.

Он же нелепо улыбнулся, понимая, что несет форменную глупость, тем не менее сказал:

– Ну, здравствуй, Дурман!

Она мотнула головой, отчего ее волосы прекрасного бронзового оттенка разлились по плечам, и произнесла:

– Вы ошибаетесь, меня зовут Фелисите Бернар. И я очень хочу пить. – Голос у нее был чувственный и слегка охрипший после долгого сна.

Вардис взял со стола графин, налил в стакан воды протянул ей. Девушка взяла стакан с опаской, будто там была отрава, и стараясь при этом не коснуться пальцев мужчины.

– Цветы всегда хотят пить, если преодолевают Увядание…

– О чем вы? – удивленно спросила она, возвращая стакан.

Он улыбнулся, теперь уже устало, и мягко проговорил:

– Я вам обязательно расскажу, мисс Бернар, ведь у нас еще столько времени впереди…

…А разгоравшийся за окном день обещал быть не по-зимнему теплым…

Графство Сассекс, город Рай, приют Святой Катерины, 1878 год

Саймон Брандуэн стоял посреди припорошенного снегом пустующего сейчас дворика и думал о том, что же с ним случилось. Однажды, очнувшись в каком-то грязном подвале, полунагой, он ощутил то, чего никак не должен был ощущать в такой ситуации, – внезапное, страстное желание… делать добро. Он не помнил ничего о том, что приключилось с ним до того, как это желание в нем проснулось. В памяти всплыла лишь прогулка с кузиной Джози… и все. Словно кто-то вытянул из него все дурное, что в нем водилось.

Он кое-как тогда добрался домой, спешно привел себя в порядок и сразу вызвал поверенного, и едва тот заговорил о наследстве – махнул рукой:

– Не для того я вас позвал, дорогой мой Шемпли.

Крючкотвор, привыкший исключительно к крикам и недовольству со стороны молодого виконта, а теперь – графа, испуганно заморгал и закашлялся.

– Вы здоровы, милорд? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Вполне! – ошарашил его Саймон и, подбежав, приобнял за плечи и встряхнул. – И я желаю заняться благотворительностью! Прошу вас, составьте мне реестр всех детских приютов и попечительских заведений!

Скомкав одежду на груди, в области сердца, судорожно хватая воздух, юрист осел на пол. Пришлось прыснуть на него водой и налить бренди, чтобы тот хоть как-то вернулся в реальность.

Вспоминая об этом, Саймон улыбался, и эта улыбка удивительно шла ему, озаряя теплым светом приятное, чуть полноватое лицо. Приют Святой Катерины был его фаворитом. По многим причинам, и главное потому, что находился здесь, в Раю…

Даже за те пару месяцев, что он опекал здешних сирот, эта обитель сильно изменилась. Конечно, работы предстояло еще много…

Он хотел уж было погрузиться в размышления и подсчеты, но тут его кто-то схватил за край пальто и начал отчаянно теребить…

– Сэр! Сэр! Вы должны мне помочь! – Его спокойствие нарушила девчушка лет пяти, хорошенькая, как рождественский ангелочек.

Саймон присел, чтобы их глаза оказались на одном уровне, и, обняв девочку за талию, сказал:

– Ну, конечно же, помогу. Разве я могу отказать такой милой маленькой леди! Что нужно сделать?

– Найти мою маму! Она потерялась!

Саймона кольнуло в сердце: должно быть, малышка – новенькая. Мать ее, наверное, умерла или с ней что-то случилось, а родня сбагрила малютку куда подальше!

– Хорошо, – сказал он немного грустно, – я попытаюсь сделать все, что в моих силах…