Осколки - Александра Эльданова

— Шур, я… спасибо. Хрен знает, как ты это делаешь, но почему-то мозги на место встают, когда я с тобой разговариваю.

— Я тебя знаю просто хорошо. Спать пойдешь?

— Давай посидим, а?

— Чай налить?

— Хрен с тобой, Шур, наливай, — Леха обреченно вздохнул.

Глава девятнадцатая

Александра.

Это не мой сон, я как будто вижу чужими глазами и проживаю чужие эмоции.

Пустой берег с серым песком, свинцовое море, серое пасмурное небо. Словно кто-то выкрутил все цвета в ноль. Откуда-то я знаю, что если долго идти прямо, то все равно вернешься назад. В какую бы сторону не пошел.

Мне больно и страшно. Такая тоска, что хочется кричать. Отпускает только когда в этот серый холодный мир врывается запах черной смородины. А потом кто-то берет меня за руку. Я точно знаю, что вот так, гладя большим пальцем ладонь, за руку меня может держать только один человек. И этот человек мне бесконечно дорог. Я жду этих приходов, как самого большого счастья.

Тяжелый сон.

Я (теперь уже совершенно точно я) села на кровати. За окном начинает светать, снова ложится спать нет смысла, я буду дольше ворочается. Сегодня прилетает Степан Федорович, мне нужно его встретить, по возможности, отвезти сразу в клинику. Я устала ждать. Если нет никаких вариантов, то пусть скажет сразу, я буду искать дальше.

Сунув ноги в тапочки, я спустилась вниз. Без кота дома стало совсем тихо, может Зету в дом на ночь загонять? Так она этого не любит, теплая будка в вольере ей больше нравится.

Я постояла на кухне, раздумывая, потом открыла шкафчик и достала с верхней полки турку. Ей давно никто не пользовался, а мне вдруг сегодня стукнуло в голову. Понадобились несколько минут для себя. Подумать.

О чем-то кроме рутины, больниц, поиска выхода. О чем-то хорошем, ведь есть же надежда на то, что все кончится хорошо.

Например, о том, что скоро гулкая пустота в доме закончится. Вместо этого будут бесконечные уведомления телефона, звук гитары, препирательства с Олегом по телефону.

— Как так получилось, что я вижу твоими глазами, Сереж? — мне никто не ответит, но я всё равно говорю, — Одна душа на двоих, да? Если тебе там действительно так одиноко, я разобьюсь, но я тебя оттуда вытащу, слышишь? Я пока не знаю как, но я это сделаю. Ты только не уходи совсем, пожалуйста. Мне тогда совсем незачем будет жить.

Пена в турке поднялась слишком быстро, я едва успела снять ее с огня.

— Я не буду больше, — пообещала я, в пустоту, — просто очень плохо без тебя. Слишком долго тебя нет.

Тут я не лукавила. Я действительно очень устала. Ни трепыхаться, ни бороться, нет. Устала без него. Устала от бесконечной не проходящей боли и пустоты.

Голос ему совершенно не подходил. По телефону я решила, что Степан Федорович маленький пузатый дядечка, который зачесывает волосы так, чтобы не видно было лысины. Поэтому, когда ко мне подошел ладный мужчина, как говорила моя бабушка "с заграничным лоском" я не сразу поняла, что это и есть Степан Федорович.

Ему было где-то под пятьдесят, но никакой лысины и живота. Густые, пусть и с сединой, волосы, черное кашемировое пальто без единой пылинки и абсолютная непробиваемость. До самой клиники я не могла понять, чего мне ждать от этого человека и захочет ли он нам помочь.

В клинике Степан Фёдорович сразу ушел к лечащему, а потом и к главному врачам. Мне оставалось только мерить шагами кабинет, в котором меня оставили ждать. Час, которые они совещались, был невыносимо долгим. Когда Степан Федорович наконец появился я была взвинчена до предела.

— Просто скажите, что всё не безнадёжно, — попросила я.

— Не безнадёжно. Но шансы… шансы небольшие, — честно признался врач.

— Но есть?

— Есть. Рискнёте?

— Да, — я не думала, — я за эти месяцы обошла всех, кто мог помочь. Вы второй, кто что-то мне пообещал.

— Доверяете второму встречному? Кстати, кто первый?

— Белозёров. Да, доверяю. Но это точно лучше, чем бездействие. Время уходит, Степан Федорович.

— Да, со временем действительно тяжело. Хорошо, список документов есть у вас?

— Лечащий врач обещал подготовить в течение часа.

— Отлично, тогда я завтра улечу, подготовлю всё и мы с вами созвонимся, согласуем дату. Пройдетесь со мной? Тут до гостиницы недалеко.

Мы вышли на улицу. Для ноября погода была вполне сносная. Сыро, мерзко, но хотя бы без ветра, который продувает даже шерстяное пальто.

— Как все изменилось за десять лет, — Степан Федорович огляделся.

— Вы здешний?

— Да. Уехал по приглашению. В Швейцарии специалисты ценятся куда больше. Саша, расскажите мне, при каких обстоятельствах совершенно здоровый — не считая дальнозоркости и шейного остеохондроза, человек, мог оставить такие интересные документы? Он ведь не бандит — музыкант.

— Вам так важно знать? — по привычке ощетинилась я.

— Нет, совершенно праздный интерес и вы имеете полное право не отвечать.

— Да нет… я попросила у вас помощи и вы не отказали, будет честно утолить ваше любопытство, — я сделала паузу, прикидывая, с чего начать и как бы обойтись без подробностей. Да, у Сергея с этим всегда было лучше.

— Однако… — протянул врач, когда я закончила, — Два месяца всего, а вы так за него бьётесь.

— А разве есть какие-то общепринятые сроки, раньше которых биться нельзя?

— Что вы такая колючая, Саша? Ну циник я, работа такая. Знаете, сколько я видел ушедших жен, бросивших девушек? Вы такое любопытное исключение, что я не стесняюсь лезть к вам со своей прямолинейностью.

— Вы