На перепутье - Александра Йорк

А потом все внезапно кончилось.

Перри скатился с нее и остался лежать на спине. Он тяжело дышал, и она подумала, не заболел ли он. Затем, когда он отдышался, она стала ждать, что он посмотрит на нее, скажет, что все хорошо, что она ему нравится. Но он не открывал глаз.

Кэлли с ужасом посмотрела на пятна крови на вышитом покрывале. Почему Перри не хочет взглянуть на нее? Казалось, будто он забыл, что она здесь, получил то, к чему стремился, и… забыл. Нет! Она поторопилась выбросить эти мысли из головы. Просто таков взрослый мир. Как это так получается: ты доставляешь мужчине такое удовольствие, что ему требуется прийти в себя, прежде чем выказать свою любовь? А он, без сомнения, ее любит, иначе почему он выбрал ее, хотя мог бы иметь любую женщину в мире? Борясь с паникой, Кэлли осторожно положила голову ему на плечо. Ощутив жар его страсти, она теперь сама нуждалась в его тепле.

Перри похлопал ее по бедру.

— Я всегда думаю, что мне нужна эротика, пока мне не попадется вот такой сладкий нетронутый кусочек. А ты очень сладенькая, мой котеночек. Почему рано или поздно вы все превращаетесь в кошек? Почему вино стареет, становится кислым? — Он замолчал и вроде бы даже всхрапнул, как будто готовясь уснуть.

Кэлли не смела пошевелить головой. Что он хотел сказать? Тон был ласковым, но слова странными. Что он называет «кусочком», кто превращается в кошку, о каком «вине» идет речь? Может быть, она должна сейчас сделать что-то еще? Кэлли едва не расплакалась. Если он ее любит, то почему не обнимет? Почему не открывает глаз? Что, если она ему больше не нужна? Но такого не может быть! Он же обещал ей помочь.

— Выпей еще шампанского, — сказал он, поднимаясь и направляясь в ванную комнату, даже не взглянув на нее. — Да, — повернулся он, все так же не глядя на нее, — возьми, что тебе понравится вон из того шкафа, из нижнего ящика. Выбери все, что приглянется, котенок. Через эту дверь можно пройти в другую ванную комнату, и Уильям отвезет тебя домой, как только тебе захочется.

— Но… как насчет моей работы? — неуверенно спросила Кэлли.

— О, все, что захочешь. Пойди… — Он немного подумал. — Ты говоришь по-гречески? — Она кивнула. — Ладно, иди в турагентство. Они что-нибудь для тебя найдут. Уильям расскажет, где это.

Дверь ванной комнаты захлопнулась за ним, и она услышала, как зашумел душ. Она почувствовала себя брошенной. Занятие любовью представлялось ей совсем не таким. Здесь не было любви! Но она также не представляла себе, что это произойдет у нее с богатым, успешным мужчиной старше ее. Он так занят. Она должна гордиться, что он сегодня выбрал ее. У нее не было даже возможности спросить насчет приглашения на открытие музея, но ничего, она наверняка скоро увидит его снова. И тогда спросит.

Несколько приободрившись, Кэлли налила себе еще шампанского и отправилась в другую ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Она чувствовала себя грязной, и там, внизу, было довольно больно, но, когда она помылась и еще немного выпила, ей стало получше. Причесывая волосы, она заметила в зеркале, что щеки у нее порозовели. На глаза она побоялась взглянуть.

Когда она вошла в комнату, Перри все еще был в душе. Любопытствуя, она пошла к шкафу и открыла ящик, на который он указал. Там она увидела открытую коробку с несколькими браслетами, ожерельями и серьгами.

На мгновение Кэлли почувствовала отвращение. Ей пришло в голову: сейчас у нее последний шанс остановить закрутившуюся спираль. Она должна подумать. Сейчас. Она должна прислушаться ко всем предостережениям, на которые не обращала внимания. Сейчас. Работа не имеет никакого значения. Приглашение тоже.

Ей на глаза попалось золотое ожерелье, совсем небольшое. Она понимала: все, что случилось сегодня, неправильно, все — от начала до конца, но золото было таким нежным и… притягательным.

Не бери. Не бери! Кэлли ощутила прохладу ожерелья в своей руке и выбросила из головы голос отца, который называл все своими именами.

Ники сунул бумаги в рюкзак и спрятал его за шкаф. Завтра он возвращается; у него останется еще шесть дней. Это был ускоренный курс: «Введение в философию». Но у кого еще были в распоряжении три библиотекаря (один — кандидат наук, два других — научные сотрудники), которые выполняли его малейшие просьбы? Весь год он работал на них, но в эти последние дни перед Рождеством и каникулами он чувствовал: они существуют, только чтобы служить ему. Они помогали ему разыскивать все — от определений, запрятанных в древних документах, до журнальных статей за последний месяц.

Кто бы мог подумать, что учиться так интересно? Нельзя сказать, чтобы до сих пор он полностью пренебрегал своим интеллектуальным развитием, но теперь он понял, что рассматривал многие вопросы весьма приблизительно, пассивно усваивал концепции, будучи не в состоянии критически к ним отнестись. Теперь у него накопилась куча выписок, на систематизацию которых уйдут месяцы, а еще больше на то, чтобы их усвоить. Это было только начало. Но решение он принял.

Ники пришел к выводу: если он проникнет в мир абстрактного дизайна достаточно глубоко, чтобы задействовать себя на полную катушку, он обязательно станет архитектором, а не художником. Отсюда он и собирался начать. Теперь ему хотелось создавать искусство, которое на самом деле что-то значило.

Ники весь кипел от возбуждения. Мистер Вэн Варен был прав: им требуется движение. Мало тихо заниматься своим делом, как делают художники из галереи «А есть А», создавать невостребованные вещи, продавать дешево. Не только он стоял на персональном «перепутье» в своей карьере художника. На этом перепутье стояло все искусство: искусство, физическое воплощение идей, раскрывающее философские и духовные битвы человечества так же уверенно, как оружие и потопленные корабли рассказывают о физических и территориальных битвах. Ему не терпелось поговорить с Дориной.

— Я всегда надеялась, что ты пойдешь по моим стопам. Хотя мне следовало догадаться: ты покажешь мне путь. — Дорина обняла Ники. — Я горжусь тобой больше, чем имеет право учитель.

Ники вывернулся из ее объятий, схватил кисть и вернулся к работе над холстом. Последняя картина из трилогии морских пейзажей была почти закончена. Если все пойдет как задумано, он завершит работу над ней до того, как покинет город.

Дорина пошла к плитке, чтобы согреть воду для чая, но передумала.

— Нет уж! Думаю, надо отметить это событие бутылкой старого красного вина, которую я давно приберегаю. — Она осторожно достала бутылку. — Когда ты все расскажешь своему отцу? Не думаю, что твое решение слишком его обрадует.

— Сегодня за ужином, после того как повидаюсь с дядей Базилиусом и… Да! — прервал он себя. — Когда я пришел, на автоответчике было сообщение от мистера Вэн Варена. Чего он хочет?

— Я знаю, чего он хочет. — Дорина нахмурилась. — Он уже неделю звонит каждый день и оставляет послания.

— Вы полагаете, что он передумал и собирается о нас написать?