Сестрица - Дженнифер Доннелли

Придворные и нотабли захлопали в ладоши. Раздалось оглушительное «ура».

Сердце Изабель сильно билось, переполненное радостью, благодарностью и гордостью, пока она переводила взгляд с одного любимого и дорогого лица на другое.

Элла спустилась по ступеням трона к королю и Изабель, и все вместе пошли приветствовать придворных. Изабель немедленно окружили доброжелатели. Родные и друзья спешили обнять и поцеловать ее. Знать жаждала рассказов о сражениях. Министров интересовало ее мнение о состоянии пограничных фортификаций.

От такого избыточного внимания у Изабель закружилась голова, и она отошла на минутку, чтобы попросить слугу принести ей попить. Вдруг она увидела в толпе знакомое лицо. На миг ей показалось, будто время остановилось и весь двор вместе с королем и королевой неподвижно застыл вокруг нее.

Ей улыбался маркиз де ла Шанс. Вот он подкинул на ладони золотую монету, поймал и одним щелчком перебросил ей. Изабель поймала ее. Он приподнял шляпу, улыбнулся и скрылся в толпе.

Изабель, зажав в ладони монету, смотрела ему вслед.

Больше она никогда его не видела.

Зато она всю жизнь помнила тот день, когда повстречала маркиза впервые, и тот, когда его друзья объяснили ей: надо желать чего-то большего, чем просто быть красивой. Не забывала она и Елизавету, Йенненгу, Абхайю Рани. Монету Шанса она приказала повесить на золотую цепь и носила наподобие медальона до самой смерти. Но больше всего она дорожила именно воспоминанием о его улыбке – лукавой и дерзкой сразу. Опасной, как пустынная дорога в ночи. И сладкой, как поцелуй в темноте.

Улыбке, которая подарила ей самое главное – шанс.

Возможность быть собой.

Удар в дверь большого бронзового молотка, которым пользовались так редко, зловещим эхом прокатился по палаццо.

Мать подняла голову от работы. Отблески свечей играли на ее лице.

– Разве мы кого-нибудь ждем? – спросила она.

– Кто там? – каркнула старая карга, поворачивая голову к слуге.

Слуга торопливо подбежал к огромной двустворчатой двери картохранилища, с натугой открыл ее и заспешил по лестницам на первый этаж – посмотреть, кто стучит.

На пороге стоял мужчина во фраке коричневого бархата. Локоны длинных черных волос падали ему на спину. На одном плече висела большая сумка, на втором сидела крошечная обезьянка. Слуга, отворивший дверь, метнул в пришлеца мрачный взгляд, но все же пригласил внутрь и проводил наверх.

– Обязательно было притаскивать сюда эту чертову обезьяну, – проворчала карга, едва посетитель шагнул в комнату.

– Нельсон будет вести себя хорошо, – ответил Шанс.

– У тебя свои представления о том, что значит вести себя хорошо, – заметила карга. – Что тебе нужно?

Шанс в притворном возмущении вскинул руку к груди.

– Мне? Нужно? Я пришел сюда только ради удовольствия побыть в вашей компании, а не для того, чтобы выпрашивать милости, – заявил он.

Карга наградила его скептическим взглядом:

– Наше состязание закончилось ничьей. Я имею право не передавать тебе никаких карт.

– Зато я имею право навещать трех моих любимых дам в их великолепном палаццо, – возразил Шанс, расцветая чарующей улыбкой.

– Я позволю тебе остаться, но не раньше, чем ты пообещаешь больше не красть карт.

Шанс торжественно поднял правую руку.

– Клянусь, – сказал он.

Старуха жестом пригласила его войти и сесть за рабочий стол. Одного слугу отправили за угощением. Другие, в темных плащах с низко надвинутыми капюшонами, продолжали бесшумно сновать по длинным рядам стеллажей, где Судьбы хранили карты.

Шанс поставил торбу на пол, сел, повернулся к обезьянке и погладил ее.

– Слезай, друг Нельсон, – сказал он. – Разомни лапки.

– Не отпускай его далеко от себя, – предупредила старуха.

– Он и не пойдет. Поиграет тут, у меня под ногами, – заверил ее Шанс.

Явился слуга с подносом, на котором были бутылка портвейна, четыре бокала и тарелка превосходнейших сыров. Когда вино разлили по бокалам, старуха спросила:

– Чему же мы обязаны такой честью?

– По правде говоря…

– Сомневаюсь, что это будет правда, – вставила дева.

– …я был недоволен тем, как все прошло в последний раз. Все как-то впопыхах. И я так внезапно ушел.

– Как все воры, – сказала старуха.

– Так вот, мне захотелось загладить неприятное впечатление, и я принес подарки, – закончил Шанс.

– Как говорили троянцам греки, – заметила мать.

Шанс нагнулся, открыл суму и один за другим стал выкладывать на стол свои дары.

– Жемчуг из Японии, – сказал он, придвигая замшевый мешочек к девушке. – Шелк из Индии. – Сверток переливчатой малиновой ткани скользнул по столу к матери. – А для тебя… – он протянул старухе бархатную коробочку, – черные опалы из Бразилии.

– Это щедрые дары, мы благодарим тебя, – сказала старуха. И хитро улыбнулась Шансу. – Полагаю, ты хочешь чего-нибудь взамен.

– Нет. Ничего не хочу, – невинно сказал Шанс. Затем улыбнулся, выждал несколько секунд и добавил: – Разве что одну мелочь…

Он снова нырнул в свою сумку, и на столе появились три маленьких пузырька.

– Это чернила, я сделал их специально для вас, – сказал он. – Надеюсь, вы не откажетесь их испробовать. Вот и все, чего я прошу. Это «Храбрость»… – Он приподнял пузырек с сине-зеленой жидкостью, переливчатой, как павлиний хвост. – Это «Дерзость». – Вторая жидкость оказалась насыщенного розового цвета, как мясо. – А это мои любимые, «Непокорность». – Он показал на просвет третий пузырек. Внутри перетекало что-то оранжевое и красное, точно в стекле был заключен жидкий огонь.

Старуха небрежно махнула рукой. Мать посмотрела на пузырьки с подозрением. Дева взяла в руки «Непокорность», встряхнула пузырек и улыбнулась.

Вдруг из глубины стеллажей донесся громкий треск. Казалось, целая полка с картами вдруг грохнулась на пол.

Старуха недобро сощурилась.

– Где обезьяна? – спросила она.

– Здесь, – ответил Шанс и снова нагнулся. Подняв с пола маленького капуцина, который все это время действительно сидел возле сумки, он посадил его на стол. Нельсон посмотрел на старуху. И послал ей воздушный поцелуй.

Та нахмурилась. Слуга, побежавший узнать причину шума, вернулся с известием о том, что несколько карт действительно упали на пол. Он предположил, что полка была слишком нагружена, и заверил, что все сейчас же исправят. Старуха кивнула; грозная гримаса уступила место обычным морщинам.

Шанс допил вино, поблагодарил сестер за гостеприимство и сказал, что ему пора. Застегнув свою сумку, он встал и повесил ее себе на плечо. Нельсон вскочил на другое.