Красота - это горе - Эка Курниаван

Но мирная жизнь рухнула в одночасье, когда беды ничто не предвещало. Моянг открыла киоск, но торговлю не начинала, а дожидалась Мамана Генденга, однако тот все не показывался. А когда наконец появился, одетый с иголочки – друзья после свадьбы уже привыкли видеть его таким, – Моянг выбежала ему навстречу и зарыдала. Она причитала, как покинутая жена, – не иначе как бросил ее Ромео, решил Маман Генденг. Но, сомневаясь в ее супружеской любви и верности, он все-таки спросил:

– Что стряслось?

– Ромео сбежал.

– Вот уж не думал, что ты его так любишь.

Утираясь краем блузки, так что был виден живот, весь в складках жира, она ответила:

– Да не в том дело, он и кувшины твои с деньгами прихватил!

С автовокзала Ромео уехать точно не мог, а утренние поезда отправлялись позже. Значит, прячется в джунглях или кто-то его подвез. Сам не свой от злости, решил Маман Генденг взять его живым или мертвым. Созвал подручных, всех до одного, и разослал во все стороны, даже в соседние города, связаться с тамошними преманами. И пока не схватят Ромео, велел не возвращаться – а кто вернется, отведает тумаков. И разбежались преманы из города, и стало в Халимунде спокойно как никогда. Остался в городе один Маман Генденг и места себе не находил от ярости. Давно мечтал он остепениться, зарабатывать честным трудом. Мечтал иметь семью, как все, и на мечту откладывал деньги. Купил бы, к примеру, лодку и стал рыбаком. Или грузовичок, возил бы овощи. Или клочок земли в несколько гектаров, завел бы хозяйство. Он даже не решил еще, что купить, а тут у него деньги украли. От злости он чуть с ума не сошел. Три дня он был как на иголках, жене ничего не говорил – и та терялась в догадках, – а на вокзале лютовал, водители и кондукторы старались под горячую руку не попадаться.

На четвертый день двое его дружков привели Ромео. Нашли его в захолустном городишке к западу от Халимунды, на краю густых джунглей, где когда-то вели жестокие бои партизаны. Деньги Мамана Генденга, к счастью, остались целы, Ромео только и успел купить, что кружку туака, бутылку лимонада да пачку сигарет. И тут явились помощники Мамана Генденга, не дав Ромео потратить больше, – а теперь ему предстоит иметь дело с самим Маманом Генденгом.

Когда он подоспел, подручные уже отколотили Ромео до синяков, но Маман Генденг был так зол, что добавил еще, а вокруг толпились зеваки, как на петушиных боях. Ромео жалобно подвывал, молил о пощаде, но опыт научил Мамана Генденга не доверять предателям. Люди все приходили и приходили. Те, кто поближе, сидели, остальные смотрели на это зверство стоя, не в силах ни на что повлиять. Даже полицейские на посту у автовокзала на все рукой махнули и с места не двинулись.

Слетелись стервятники – морской ветер донес до них запах близкой смерти. Но Ромео еще не умер – не потому что был живуч, а потому что Маман Генденг нарочно тянул время: пусть сперва помучается, чтоб другим неповадно было. И от души жалел стервятников, не потому что те долго ждали, пока он выбивал Ромео зубы, ломал пальцы, выдирал ногти, срывал с него одежду, выщипывал по одному волосы с лобка, а все тело, и без того в кровоподтеках, изукрасил сигаретными ожогами, – нет, он жалел стервятников, потому что те сегодня не пообедают. Труп он им не уступит – сожжет Ромео заживо, чтобы всласть над ним поглумиться.

Но когда он уже приготовил бензин и достал зажигалку, вдруг протиснулась сквозь толпу уродина Моянг. И умоляла пощадить ее мужа, обещала его перевоспитать, если Маман Генденг оставит его в живых.

– Прошу тебя, дружище, дай мне попробовать, – твердила Моянг, – все-таки он мой муж, какой бы он ни был.

Глубоко тронутый, Маман Генденг вдруг смягчился. Швырнул канистру с бензином в мусорный бак и всем объявил, что прощает Ромео, но впредь пощады предателям не будет. Так Ромео, муж Моянг, не отправился ни в костер, ни на корм стервятникам, а выжил и стал лучшим другом и вернейшим союзником Мамана Генденга и всей его шайки. А деньги Маман Генденг отдал Майе Деви, и вскоре она открыла на них пекарню.

– Вот кого ты похоронила, – сказал Маман Генденг. – Ромео.

Майя Деви ничего, разумеется, не знала.

Не знала ни о Ромео, ни о злоключениях мужа – для нее беды начались, когда Ренганис Прекрасная убежала из дома с новорожденным ребенком, чтобы “выйти замуж за пса”.

Начался декабрь, месяц переменчивой погоды; в город съезжались на новогодние праздники туристы, и затеряться в толпе ничего не стоило. Везде шла бойкая торговля, и людям не было дела до ближних. Сувенирные киоски по-прежнему процветали – спасибо Товарищу Кливону, отстоял. Без конца терялись в густой толпе дети, старики, юные девушки, и всюду рабочие клеили листовки: “Пропал человек!” – а на пляже без конца надрывался громкоговоритель.

Иное дело, если пропала Ренганис Прекрасная. Если заблудился турист – поплутает и снова нагонит группу, а Ренганис Прекрасную, сбежавшую из дома, разыскивала вся семья. Всех подняли на ноги Маман Генденг и Майя Деви, всюду разослали гонцов, как много лет назад, когда искали Ромео, – но дочь так и не нашли. Шоданхо, который беспокоился о своей дочери Ай, лежавшей в лихорадке, с тех пор как пропала Ренганис Прекрасная, отправил на поиски отряды, но начисто забыл о партизанской хижине – ему и в голову не пришло, что дети о ней знают.

День и ночь продолжались поиски, приготовления к свадьбе прервали, сняли праздничное убранство, вернули взятую напрокат мебель. Бедняга Кинкин от горя прямо-таки помешался – всюду разгуливал один с ружьем и стрелял встречных собак. Он призывал духов, но ни один не знал, где Ренганис Прекрасная. “Видно, злой дух ее стережет”, – сказал он себе.

– Она и нескольких дней не протянет, погибнет, – рыдала Майя Деви. – Что она будет есть? Да и денег она не взяла ни гроша.

– С чего ей умирать? – успокаивал жену Маман Генденг. – Оголодает – съест ребенка.

Понемногу возвращались поисковые отряды – ни с чем. Ренганис Прекрасная исчезла без следа, как в воду канула.

– Живой на небо ей не попасть, – покачал головой Маман Генденг. – Мокши ей не достичь, ведь она даже не пробовала медитировать.

И поисковые отряды продолжали дело – прочесывали каждый кустик, заглядывали во все трущобы, однако впустую. Майя Деви обошла всех одноклассниц дочери, но близких друзей, кроме Ай и Крисана, у той не было. Майя Деви превратилась в комок нервов, ругала себя, что недоглядела в ту ночь за дочерью.

После Нового года туристов в городе еще прибавилось. Нашли нескольких утопленниц, и Маман Генденг с Майей Деви осматривали каждый труп. В основном туристки, заплывшие за буйки, – но наконец нашли ее. Узнали сразу – даже морская вода не смогла разрушить ее красоту. Неизвестно, сколько пролежала она в воде, прежде чем вынесло ее на берег, но Маману Генденгу и Майе Деви о находке сообщили тотчас. Лежала она лицом вверх, черты остались прежними, пленительными, волосы змеились в воде. Сразу бросилось в глаза, что живот не вздут, как у утопленников, а на шее темнеют кровоподтеки. Ее задушили, а тело бросили в океан. Майя Деви забилась в рыданиях.