Ипостась - Вадим Панов

А заодно неплохо бы проверить, что ты успел слить на свой чип – нет ли там технологии Часовщика.

– Я...

– Потому что, если собираешься, то дождаться их тебе не суждено: я пущу тебе пулю в лоб раньше них.

– Но...

– Хотя мне этого и не хочется делать.

– Ты не станешь.

– Я ломщица, Бэзил. Ты забыл? У ломщика нет друзей, у ломщика нет тех, кто дорог. А если и есть – своя шкура дороже.

А на кой черт ты тогда собираешься перепрошивать его «балалайку»? Ведь поймать две ломаные «балалайки» куда проще, чем одну.

– Штаны у кровати. Медленно, не оборачиваясь, делаешь три шага назад.

Чтобы не беспокоили дурацкие мысли, нужно действовать. Когда мозг занят, рефлексировать некогда.

Правая рука крепко держала «дыродел», который, не смещаясь ни на миллиметр, смотрел точно на Бэзила, резво натягивающего штаны. Хотелось бы верить, что наемник принял правила игры. Левой рукой Кхайе отточенным и привычным движением вынула из затылка мертвого Фэн Чжи Бяо «балалайку». Смотреть вниз ей не было нужды, для Лисы эта манипуляция была столь привычна, что потребовалось не больше пары секунд на то, чтобы маленький пластиковый треугольник перекочевал в карман.

Теперь рюкзак Окоёмова. К счастью, он стоит здесь, у дивана. Кхайе знала, что внутри. Нужно вытащить два ножа и набор каких-то острых спиц – скорее всего, метательное оружие. Все, теперь он может взять вещи. Девушка ногой пнула рюкзак в сторону мужчины.

– Ты готов?

Бэзил кивнул.

– Тогда бери свой рюкзак и пошли. Пропускать вперед даму необязательно.

Мужчина, недовольно поджав губы, забросил весьма увесистый мешок на плечо.

И в этот момент перед глазами Кхайе появилась пиктограмма, сообщающая о том, что ее «балалайка» подключена к сети. Редкий, почти небывалый для Мьянмы момент.

Темные, сине-свинцовые тучи как-то нехотя и злобно клубились совсем невысоко над землей. Прошедший ночью ливень смыл пыль, накопившуюся за несколько сухих дней. На западе время от времени сверкали молнии, присылающие сюда тихие рокочущие раскаты далекого грома.

В общем, погода полностью соответствовала настроению, которое было еще мрачней сгущавшихся над головой туч. Сказать прямо – настроения не было никакого.

Ли Ханьфанг, уставший и измотанный дорогой, стоял перед пагодой Махамуни. Дао привело сюда майора, сейчас пребывающего в ипостаси монаха.

Внутри пагоды, все такой же величественный и огромный, восседал погребенный в золоте Будда Махамуни. Три монаха, как обычно, притирали к его бедру и колену листочки сусального золота, пожертвованные простыми людьми. Времена настали тяжелые, поэтому монахи не спешили, совершая медленные тщательные движения и созерцая после каждого результаты работы, – видимо, в запасе у хранителей пагоды оставалось слишком мало золота.

Ли Ханьфанг тоже принес один золотой лист, который лежал в холщовой сумке, перекинутой через плечо. Майор обязательно принесет дар Будде, но сначала нужно найти другого монаха.

Товарищ Фа рассказал, к кому подойти в главном храме Мандалая, все пути были предопределены. Оставалось лишь отдать то, что лежало в потайном кармане и признать поражение в борьбе за технологию. Впрочем, гравера Ли Ханьфанг, возможно, еще найдет. Если, конечно, удастся отыскать следы беглецов.

Майор пытался воспользоваться возможностями своего ведомства. Но он не мог действовать открыто – в Поднебесной он считался погибшим при крушении вертолета. Товарищ Фа сказал, что нельзя допустить ни малейшей возможности, чтобы его секретную миссию могли раскрыть.

Доступ к файлам МГБ у майора был. Перед началом операции «Южная молния» для него создали отдельную учетную запись, привязанную к данным совершенно другого человека. Именно через нее, не опасаясь раскрыть себя, и подключался к ведомственной сети Ли Ханьфанг.

Только толку от этого подключения было немного. Окоёмов оказался куда более опытным бойцом, чем рассказывал о себе. Он прекрасно умел скрываться, поэтому данные со спутников ничего не изменили – коварный русский умудрялся не попадать под всевидящие объективы орбитальных камер слежения. Благо в этой тропической стране было достаточно густой растительности, чтобы надежно затеряться среди нее.

– Приветствую вас, бханте Ли.

Прозвучавший за спиной голос заставил майора вздрогнуть. Он резко обернулся, правая рука мгновенно опустилась на бедро, по привычке ища там отсутствующую сейчас кобуру с пистолетом.

Поздоровавшийся монах был немолод и тщедушен. Голова, как положено, брита наголо, непропорционально крупные уши торчали в стороны, лицо спокойное, но в глазах угадывается легкий, внимательный прищур, левую щеку пересекает тонкий, но хорошо различимый на обветренной и загорелой коже белесый шрам. На сложенных вместе ладонях висят четки из розового нефрита.

– Приветствую вас, бханте Пто, – ответил на приветствие Ли Ханьфанг.

Это именно тот человек, с которым ему нужно встретиться в храме Махамуни. Описанию товарища Фа он полностью соответствовал.

– Давайте пройдем к столу, – предложил Пто. – Вам нужно отдохнуть с дороги. Я заварю для вас чудесный чай.

– Было бы очень кстати, спасибо, – совершенно искренне поблагодарил монаха Ли Ханьфанг.

Пто провел гостя в небольшую комнатку, располагавшуюся внутри одного из храмовых зданий. Там, действительно, стоял корявый столик из металлокаркаса со столешницей под дерево, крашенный в белый цвет, и несколько таких же стульев.

Монах поставил на стол две чашки и отошел на секунду к небольшой металлической жаровне, в которой переливались багровым жаркие угли. Видавший виды латунный чайник только что закипел, словно Пто точно знал время, когда должен появиться Ли Ханьфанг. От темно-бурого брикета, лежавшего на маленьком столике рядом с жаровней, монах отломил несколько небольших крошащихся кусочков. Кипяток наполнил глиняный чайник, туда же отправились и кусочки пуэра – настоящего чая, привезенного из Китая.

Основным производителем пуэра издавна была провинция Юньнань, но теперь, когда вся южная часть провинции была заражена радиоактивными осадками... Вероятно, Пто запас пуэр еще до Перерождения. Тем ценнее был его подарок прибывшему Ли Ханьфангу.

Как только кипяток заполнил заварной чайник до краев, а кусочки чая набухли и утонули, Пто тут же выплеснул содержимое на траву. Все правильно – настоящий чай – это то, что получится после того, как пэур очистится и пропитается кипятком. Только европейские варвары пьют помои, получившиеся после первой заварки. Второй раз заполнив глиняный чайник и накрыв его крышкой, Пто присел на белый стул напротив майора.

Монах всем своим видом олицетворял аскетизм и покорность – на и так небольшом стуле он примостился на самом краешке, в напряжении держа осанку.