Капитан Хорнблауэр. Под стягом победным - Сесил Скотт Форестер

Теперь, когда его не оглушал грохот бортового залпа, Хорнблауэр слышал после каждого выстрела раскатистое горное эхо, странно искаженное нагретым воздухом. А жарило и впрямь нестерпимо. Наблюдая, как матросы по очереди жадно пьют из лагуна, Хорнблауэр гадал, страдают ли от жажды несчастные итальянцы на каменистых склонах. Сам он пить не хотел — слишком напряженно прислушивался к выкрикам лотового, слишком занят был наблюдениями за стрельбой, за берегом, за ветром.

Кто бы ни командовал сильно побитой полевой батарей дальше на дороге, он свое дело знал. Мичман Сэвидж с фор-салинга криком привлек внимание Хорнблауэра к тому, что три уцелевшие пушки развернули диагонально к дороге и направили на корабль. Они выстрелили в тот самый миг, когда Хорнблауэр навел на них подзорную трубу. Ззз-ззз-ззз. Одно ядро пролетело у него над головой, и в грот-марселе «Сатерленда» образовалась дыра. В то же время треск на баке возвестил, что еще одно ядро попало в цель. Пройдет минут десять, пока «Сатерленд» сможет навести на батарею бортовые пушки.

— Мистер Марш, — сказал Хорнблауэр. — Направьте на батарею погонные орудия правого борта.

— Есть, сэр.

— Продолжайте стрельбу на меткость, мистер Джерард.

— Есть, сэр.

Люди должны превратиться в боевые машины, и для этого, кроме всего прочего, невероятно полезно упражняться в меткости под вражеским обстрелом — никто лучше Хорнблауэра не знал, как велика разница, стреляют по тебе или нет. Он подумал даже, что небольшие потери — один-два человека — в таких обстоятельствах пошли бы команде на пользу, и ужаснулся, поняв: он легкомысленно обрекает на смерть или увечье кого-то из своих людей, а может, и себя самого. Нестерпимо легко абстрагироваться от реальной крови и смерти, даже когда воюешь сам. Его матросам кажется, что по склонам бегут в синих мундирах не усталые изнуренные жарой и жаждой люди, что на дороге лежат не изувеченные тела бывших отцов и возлюбленных, а что-то вроде оловянных солдатиков. Невероятно, но сейчас, изнывая от жары, в грохоте пушек, Хорнблауэр вдруг вспомнил леди Барбару и ее сапфировый кулон, вспомнил Марию, уже, наверно, подурневшую от беременности. Он тут же отогнал эти мысли — пока они его занимали, батарея выстрелила еще раз, но результата он не заметил.

Погонные орудия палили по батарее — огонь заставит итальянских канониров понервничать. Тем временем бортовым пушкам стрелять было уже не по кому — солдаты рассеялись по холмам, некоторые взобрались на самую вершину, черные фигурки на фоне синего неба. Офицерам нелегко будет их собрать, и всякий, кто пожелает дезертировать — а «Очерки современной войны в Испании» особо подчеркивали склонность к этому итальянцев, — получит сегодня отличную возможность.

Треск и вскрик под палубой возвестили, что команда потеряла по крайней мере одного из тех двух-трех человек, которыми капитан готов был пожертвовать. Вскрик был пронзительный, — похоже, убило или ранило кого-то из корабельных юнг; Хорнблауэр, сжав зубы, прикидывал, как скоро смогут выстрелить его пушки. За это время неприятель успеет дать еще два залпа; самую малость трудновато их дожидаться. Вот оно: ядра пронеслись над головой, жужжа, словно гигантский рой спешащих за добычей пчел. Очевидно, канониры недооценили, как быстро приближается корабль. С треском лопнул грот-стень-фордун, Буш махнул рукой, и матросы полезли наложить на него сплесень. Сейчас «Сатерленду» придется развернуться, чтобы обойти мысик и подводный риф.

— Мистер Джерард! Сейчас я поверну оверштаг. Приготовьтесь обстрелять батарею, как только сможете навести пушки.

— Есть, сэр.

Буш послал матросов к брасам. Хукер на баке расставлял людей у шкотов кливера. Руль положили на борт, «Сатерленд» красиво привелся к ветру. Хорнблауэр в подзорную трубу наблюдал за полевой батареей — до нее оставалось меньше четверти мили. Канониры-итальянцы видели, как «Сатерленд» разворачивается, они видели это уже не раз и знали, что сейчас последует шквал ядер. Сперва один отбежал от пушек, потом еще несколько опрометью бросились в горы. Другие упали ничком, только офицер остался стоять, ярясь и размахивая руками. «Сатерленд» накренился от отдачи, клубы горького дыма скрыли от глаз батарею. Хорнблауэр не увидел ее и после того, как дым рассеялся, только обломки — разбитые колеса, торчащие вверх оси, разбросанные по земле пушки. Хорошо нацеленный бортовой залп, матросы молодцы, даром что много новичков.

За рифом Хорнблауэр вновь подвел корабль к берегу. Впереди на дороге можно было видеть хвост пехотной колонны; пока «Сатерленд» разбирался с арьергардом, передовые полки успели выстроиться. Теперь они быстро шли по дороге, окутанные тяжелыми облаками пыли.

— Мистер Буш! Попробуйте их догнать.

— Есть, сэр.

Но «Сатерленд» в бейдевинд еле полз, и всякий раз, как он почти настигал колонну, приходилось огибать очередной мысик. Иногда он подходил к спешащей колонне так близко, что Хорнблауэр в подзорную трубу видел над мундирами белые лица солдат, когда те оборачивались через плечо. Многие отставали — одни сидели на обочине, уронив голову на руки, другие в изнеможении опирались на ружья, не сводя глаз с проходящего мимо корабля, иные ничком лежали там, где подкосили их жара и усталость.

Буш рвал и метал, бегая по кораблю в тщетных попытках выжать из него еще немного скорости. Он послал всех незанятых перетаскивать сетки с ядрами на наветренную сторону, обрасопил паруса с невероятной точностью и ругался на чем свет стоит всякий раз, как расстояние от корабля до колонны увеличивалось.

Однако Хорнблауэр был доволен. Пехотный полк, который понес большие потери, потом, преследуемый неумолимым врагом, несколько миль бежал в панике, десятками теряя изнемогших людей, получит такой мощный удар по самоуважению, что ослабеет, как после недели боевых действий. Еще до того, как они приблизились к береговой батарее в Аренс-де-Маре, он приказал прекратить преследование — не хотел, чтобы бегущий неприятель приободрился, видя, как большие пушки заставляют «Сатерленд» повернуть, огибать же батарею было бы слишком долго, ночь спустилась бы прежде, чем они вернулись к берегу.

— Очень хорошо, мистер Буш. Положите корабль на правый галс и закрепите пушки.

«Сатерленд» встал на ровный киль и вновь накренился уже на другом галсе.

— Трижды ура капитану! — крикнул кто-то на главной палубе, — если бы Хорнблауэр знал кто, приказал бы наказать.

Он пытался призвать к тишине, но голос его тонул в ликующих возгласах. Матросы орали, пока не выдохлись, широкими улыбками приветствуя капитана, который за последние три дня привел их к победе пять раз. Буш тоже улыбался, и Джерард. Малыш Лонгли приплясывал и вопил, напрочь позабыв про офицерское достоинство. Позже, возможно, Хорнблауэр порадуется, вспоминая эти чистосердечные изъявления любви, но сейчас они его только раздражали.

Когда возгласы стихли, слышен стал голос лотового.

— Дна нет! Дна нет!

Он по-прежнему исполнял, что велено, и продолжал бы бросать лот, пока ему не скажут отдохнуть, — живой пример флотской дисциплины.