Снеговик - Ю Несбе

Харри думал о том, как все произойдет. Пуля в лоб? Раскаленная петля? Морская прогулка и камень на шее? Ему должно быть страшно. Невообразимо страшно, так страшно, что он должен упасть перед ней на палубу и умолять оставить в живых. Отчего же он этого не делает? Дело было не в гордыне, ее он множество раз проглотил вместе с виски и выблевал обратно. Может, его парализовала мысль о безнадежности: он понимал, что ничто уже не поможет, даже наоборот — только укоротит его жизнь? Нет, скорее это просто из-за усталости, всеобъемлющей и глубокой.

— Я все время в глубине души был уверен, что все это началось давным-давно, — сказал Харри и заметил, что больше не чувствует холода. — Что все было спланировано и тот, кто это делал, смог проникнуть в мою жизнь. Таких людей совсем немного, Катрина. А когда я увидел газетные вырезки в твоей квартире, то понял, что это ты.

Она непонимающе захлопала глазами, и Харри почувствовал, что в его безупречную логику вклинивается сомнение. А может, оно было всегда, это сомнение? Ливень барабанил с удвоенной силой, вода плескалась за бортом. Он увидел, как она открыла рот, как ее пальцы обхватили покрепче рукоять револьвера. Харри схватил удочку и уставился прямо в дуло. Так вот как он должен закончить — на борту катера, в Вестланне, без свидетелей, без следа. Перед глазами возник образ — Олег. Только он один.

И тут Харри со всей силы хлестнул Катрину удочкой. Последний, отчаянный шаг, героическая попытка перевернуть игровой стол, переиграть судьбу. Гибкий конец удочки рассек Катрине щеку до крови, удар вышел так себе, она даже не почувствовала, не говоря уже о том, чтобы потерять равновесие. Позднее Харри пытался вспомнить, предусмотрел он последствия хотя бы отчасти или нет? Грузило летело с такой скоростью, что те самые оставшиеся двадцать сантиметров лески обвились вокруг головы и свинец ударил ее по зубам. Харри резко рванул удочку на себя, отчего крючок сделал то, для чего его и придумали, — нашел плоть. Он крепко засел в верхней губе Катрины. Отчаянный рывок Харри был такой силы, что Катрина Братт крутанулась на месте, ее голова резко дернулась, и у него мелькнула мысль: сейчас оторвется. Тело повторило движение головы: повернулось направо, а потом завалилось прямо на Харри. Еще поворачиваясь вокруг своей оси, Катрина Братт рухнула перед ним на палубу.

Харри вскочил и прыгнул коленями ей на плечи, чтобы парализовать руки, вырвал револьвер из ее обессилевшей ладони и ткнул дулом в полуприкрытый глаз. Оружие показалось легким, он чувствовал, как сталь давит на мягкое глазное яблоко. Она не закрыла глаза. А дождь все пытался смыть кровь с ее разорванного рта.

Кнут Мюллер-Нильсен лично прибыл на пристань встречать катер Харри. Он, два констебля и психиатр собрались на нижней палубе, где на койке лежала в наручниках Катрина Братт. Ей сделали укол сильного успокоительного и перенесли в поджидавший автомобиль.

Мюллер-Нильсен поблагодарил Харри за то, что тот не доложил начальству о своей операции.

— Давайте такой тактики попробуем придерживаться и впредь, — ответил Харри, глядя в дождливое небо. — Если Осло получит официальный рапорт, там захотят принять командование на себя.

— Ясно, — кивнул Мюллер-Нильсен.

— Хьерсти Рёдсмуэн, — произнес чей-то голос, и они обернулись. — Психиатр.

Женщине, которая смотрела на Харри, было за сорок. Светлые растрепанные волосы, объемный красный пуховик. В руке она держала сигарету, нимало не заботясь о том, что дождь лил и на сигарету, и на нее саму.

— Трудно было?

— Нет. — Харри помотал головой. — Она сдалась без сопротивления.

— Что сказала?

— Ничего.

— Ничего?

— Ни слова. Каков ваш диагноз?

— Безусловно, это психоз, — ответила Рёдсмуэн. — Что, впрочем, не означает, что она хроник. Просто сознание пытается контролировать ситуацию, которая в принципе не поддается контролю. Мозг предпочитает отключиться, когда, допустим, боль становится невыносимой. Насколько я понимаю, она находилась в состоянии жесточайшего стресса, причем долгое время.

Харри кивнул:

— Она заговорит?

— Да, — ответила Хьерсти Рёдсмуэн и разочарованно взглянула на промокшую сигарету. — Правда, не знаю когда. В настоящий момент ей требуется отдых.

— Какой отдых! — встрял Мюллер-Нильсен. — Она серийный убийца!

— А я психиатр, — отрезала Рёдсмуэн, выбросила сигарету и отправилась к маленькой красной «хонде», которая даже под ливнем выглядела пыльной.

— Что теперь? — повернулся к Холе Мюллер-Нильсен.

— Последним рейсом — домой, — ответил Харри.

— Если честно, выглядишь как покойник. У управления есть договоренность с отелем «Рика-Тревел». Мы тебя туда отвезем, дадим кое-какую одежду. Там, кстати, есть ресторан.

Харри, зарегистрировавшись, стоял перед зеркалом в ванной своего тесного номера и размышлял о словах Мюллер-Нильсена — да, видок тот еще, краше в гроб кладут, — и как случилось, что покойником сегодня он так и не стал и что на самом деле произошло. Приняв душ и перекусив в пустом ресторане, он вернулся в номер и попытался заснуть. Не получилось. Пришлось включить телевизор. По всем каналам шло какое-то дерьмо, за исключением НРК-2, где показывали фильм «Помни». Он его уже смотрел. Главный герой страдал потерей памяти. У него убили жену, и он написал на фотоснимке, кто это сделал, потому что знал: он все забудет. И каждый раз возникал вопрос: а может ли он верить тому, что сам написал.

Харри откинул одеяло. Мини-бар под телевизором прикрывала деревянная незапирающаяся дверца. Надо было сразу лететь домой.

Он уже вылезал из кровати, когда где-то в номере зазвонил мобильный. Сунул руку в карман мокрых брюк, повешенных для просушки на стуле возле батареи. Звонила Ракель. Она спросила, где он, и сказала, что им надо поговорить. Только не у него, а на нейтральной территории.

Харри упал спиной на кровать и прикрыл глаза:

— Поговорить о том, что мы больше не сможем встречаться?

— Да. Я так больше не могу.

— Может, по телефону, Ракель?

— Нет, так нельзя. Потому что тогда будет не так больно.

Харри простонал. Она была права.

Они договорились встретиться завтра, в одиннадцать часов вечера, возле Музея «Фрама» на Бюгдёй. Там всегда полно туристов, и можно затеряться среди немцев и японцев. Она спросила, что он делает в Бергене. Он рассказал и попросил держать это в тайне до тех пор, пока информация не появится в газетах.

Закончив разговор, Харри, все еще лежа на кровати, уставился на мини-бар, а на экране телевизора фильм «Помни» продолжал рассказывать об играх с памятью. Подведем итоги, подумал Харри. Его только что чуть не убили, любовь всей его жизни больше не хочет его видеть, и он закончил самое трудное за всю его практику дело. Или не закончил? Хотя он не ответил Мюллер-Нильсену, почему решил идти за Братт в одиночку, сам-то он прекрасно знал ответ. Из-за сомнения. Или надежды. Отчаянной надежды, что, несмотря на все совпадения, это не она. И эта надежда все еще жива. Ну давай, у тебя три отличные причины и свора псов в желудке, что сходят с ума. Давай, открывай уже дверцу бара.