Южная Африка. Прогулки на краю света - Генри Воллам Мортон

А между тем я убежден, что честолюбивым мальчикам, а также родителям необычных детей было бы чрезвычайно полезно ознакомиться с биографиями знаменитых астрономов. Ведь многие из них стартовали, так сказать, с самых низов. Они родились в обычных небогатых семьях и не могли даже мечтать о том, чтобы заняться такой отвлеченной наукой, как астрономия. Но затем случайный взгляд в телескоп (а в жизни почти каждого из них есть такая история!) изменил всю их жизнь и в конечном счете привел этих людей к славе. Взять хотя бы Ферона Фоллоуза, первого южноафриканского Королевского астронома — он родился в семье простого камберлендского ткача. Его преемник Томас Хендерсон был сыном мелкого торговца из Данди. Не менее показательна и судьба великого сэра Дэвида Гилла. Его отец был абердинским часовщиком и с детства приучал сына к ремеслу. На занятия наукой у юноши оставалось не так уж много времени, а лабораторией ему служила собственная спальня. Но, наверное, самым ярким и вдохновляющим примером мог бы стать сэр Джон Гершель. Он на протяжении четырех лет (1834–1838) изучал звезды в Южной Африке, а затем написал книгу, ставшую основополагающим трудом по астрономии.

К слову сказать, стиль жизни южноафриканских ученых успешно опровергает расхожее мнение о звездочетах как о людях не от мира сего. Все они живо интересовались окружающим миром и принимали посильное участие в жизни общества. Например, строительство маяков на Капе в значительной степени развивалось благодаря сэру Томасу Маклиру, в 1833 году получившему пост Королевского астронома. В знак признательности южноафриканцы назвали его именем мыс. Помимо того, сэр Томас интересовался ходом исследований Южной Африки. Известно, что именно он научил Дэвида Ливингстона пользоваться секстантом. Сэр Джон Гершель занимался реформой образовательной системы на Капе, а сэр Дэвид Гилл серьезно интересовался политическими и социальными проблемами.

На Военный холм я поднялся с определенной целью — дело в том, что я получил приглашение осмотреть обсерваторию Мичиганского университета. Явиться мне было назначено ровно в полночь. И вот я направлялся к главному куполу обсерватории, который, подобно огромной ребристой дыне, возвышался над макушкой Военного холма. У входа я нажал кнопку звонка и подождал несколько минут. Никаких признаков жизни, здание казалось абсолютно пустым. Наконец послышался звук приближавшихся шагов, и дверь распахнулась. На пороге стоял профессор, по случаю жаркой погоды одетый в легкую рубашку и светлые фланелевые брюки.

— Скорее входите, — рассеянно пробормотал он. — Полагаю, сегодня ночью можно будет увидеть кое-что интересное…

Мы поспешно начали спускаться по казавшейся бесконечной лестнице. По дороге профессор объяснил мне, что нынче на небосклоне восходит какая-то звезда (какая именно, я запамятовал). Наконец мы оказались внутри круглого, практически не освещенного зала. Когда глаза мои адаптировались к темноте, я разглядел, что в одном месте потолок отсутствует, и за ним зияет кусок ночного неба с миллионами ярких звезд. Выяснилось, что различные сектора купола могут сдвигаться в сторону, обеспечивая доступ к предмету наблюдения. Внимание мое привлек предмет, нацеленный в небо и напоминавший с виду противовоздушное орудие. Это и был телескоп! К нему вела металлическая лестница с сидением наверху. По совету профессора я занял это место и прильнул к объективу. Вращая правой рукой окуляр, я принялся настраивать изображение. Это мне не слишком хорошо удавалось. Аппаратура была настолько чувствительной, что любое движение моей ладони сбивало фокусировку и превращало небо в скопление вращающихся комет.

Тогда профессор сам взобрался на лестницу и развернул объектив телескопа, направив его на другой участок неба.

— Теперь смотрите, — сказал он. — Вот это туманность.

Я взглянул и увидел массу ярких светящихся точек.

Простым нажатием кнопки профессор заставил купол обсерватории медленно повернуться. Движение это сопровождалось ритмичным тарахтением и постукиванием — будто на кухне среди ночи внезапно ожил холодильник.

Профессор заново сфокусировал объектив, после чего предложил мне полюбоваться очередной порцией звездного неба. На сей раз я увидел яркий огонек на конце спички, который горел ровным, немигающим пламенем.

— Это верхняя звезда из Пояса Ориона, — пояснил мой учитель и стал сыпать цифрами (дальность, возраст, светимость и проч.).

Я слушал его вполуха, а сам вспоминал отрывок из книги сэра Джеймса Джинса «Загадочная Вселенная».

«Число звезд во Вселенной, — писал он, — подобно числу песчинок на всех песчаных пляжах мира. На фоне этой безбрежности вселенной наш дом выглядит устрашающе крошечным».

Хотя сэр Джеймс Джинс полжизни провел за осмыслением астрономических истин, он никогда не забудет того ужаса, который охватил его при первом взгляде на звездное небо через объектив телескопа. Эту реакцию он считает типичной для человеческого ума. «Мы ужасаемся необъятности нашей Вселенной, — писал он, — не только в смысле расстояний, но и той невообразимой протяженности времени, на фоне которой вся наша человеческая история выглядит не более чем кратким мигом. Нас убивает наше исключительное одиночество во Вселенной, а также понимание ничтожности нашего материального обиталища в космосе — невыносимо осознавать, что твой дом представляет собой миллионную часть песчинки на безбрежном песчаном берегу Вселенной».

— А теперь, — пробился голос профессора, — взгляните на ту звезду сначала невооруженным взглядом, а потом через объектив телескопа.

Я послушно посмотрел на крошечную искорку света на фоне черного неба, которая вдруг — благодаря волшебству астрономической техники — выросла до размеров целой галактики. Не поверив своим глазам, я снова повторил эксперимент. Невероятно!

Профессор снова развернул трубу телескопа. На сей раз я увидел маленький мячик для гольфа, который уютно примостился внутри портьерного колечка. Я подумал, что это самое прелестное зрелище из всех, которыми побаловала меня сегодняшняя ночь.

— Это Сатурн со своими кольцами, — объяснил профессор.

С меня было довольно. Я спустился со своего наблюдательного поста, и мы завели разговор на обыденные темы. Теперь мне открылось, почему многие астрономы слывут вполне нормальными светскими людьми. Человек, который постоянно вынужден иметь дело с такими непостижимыми материями, неосознанно ищет прибежища (и отдохновения для души) в маленьком, вполне тривиальном хобби. Иначе можно просто сойти с ума! И я проникся сочувствием ко всем тем людям, которые в данный момент сидели у объективов телескопов и вглядывались в необозримую даль Вселенной.

5

Находясь в Блумфонтейне, я неожиданно получил приглашение провести недельку в Кару. Мне предлагалось приехать и — цитирую автора письма — «посмотреть, как они живут в цивилизованной пустыне». Последовать этому приглашению означало вновь вернуться на Кап, чего мне, естественно, не хотелось. Но, с другой стороны, когда еще представится возможность увидеть Кару собственными глазами? Глупо отказываться от такого шанса! Короче, я решил ехать.