Краснокожий Пророк - Орсон Скотт Кард

Вот тогда-то Такумсе и нужно было уходить. Пускай бы американцы разрушали Детройт, он бы тем временем отвел свои войска в безопасное место. Но, наверное, он чувствовал себя обязанным помочь французам, хотя те и предали его. Может быть, он еще видел проблеск надежды, считая, что армия краснокожих сможет разбить американцев, увлеченных сражением за Детройт. А может, он знал, что больше никогда ему не удастся собрать воедино воинов всех краснокожих племен; и если б он сейчас отступил, так и не приняв участие в битве, кто бы в будущем последовал за ним? Если краснокожие не пойдут за ним, значит, они не пойдут ни за одним другим вождем, и белый человек одержит неминуемую победу, покоряя племена по очереди, одно за другим. Наверняка Такумсе понимал, либо сегодня краснокожие победят, что было очень сомнительно, либо их борьба будет навеки закончена и всем его оставшимся в живых воинам придется бежать на запад, в незнакомые земли, и скрываться там в лесах. Или же они подчинятся бледнолицым, сами станут бледнолицыми, и голос леса навсегда замолкнет. Надежда на победу была бесконечно мала, но Такумсе не мог безропотно смириться с подобным будущим. Он должен был сражаться, пока это возможно.

Поэтому вооруженные луками и стрелами, дубинками и ножами краснокожие напали на американскую армию сзади. Они пожали кровавую жатву — бледнолицые валились под ударами дубинок на землю, острые кремневые ножи легко входили в живую плоть. Такумсе закричал своим воинам, чтобы те забирали у мертвецов мушкеты, порох и пули, и многие краснокожие последовали его приказу. Но тогда Гикори пустил в дело свои самые дисциплинированные части. Ружья повернулись в противоположную сторону. И армия краснокожих, оказавшаяся на открытом месте, начала быстро редеть под залпами крупной картечи.

К вечеру, когда солнце уже садилось за горизонт, Детройт пылал; едкий запах дыма заполнил окрестности. Посреди дымной мглы стоял Такумсе с несколькими сотнями воинов-июни. Редкие островки рассеянных по полю краснокожих еще держались, но большинство воинов уже бежали в леса, туда, где белый человек их никогда не найдет. Гикори лично повел свои войска в последний бой против Такумсе, отобрав тысячу человек из тех, что сейчас грабили французский форт и громили идолов в папистском соборе.

Пули, казалось, сыпались со всех сторон. Но Такумсе стоял, продолжая отдавать приказы своим воинам, призывая их отвечать на ружейный огонь выстрелами из мушкетов, которые краснокожие забрали у погибших американцев в начале боя. Пятнадцать минут превратились в вечность, Такумсе дрался, словно обезумев, воины-июни сражались с ним плечом к плечу и умирали у его ног. Тело Такумсе расцвело пурпурными ранами; кровь струилась по спине и животу; одна рука бессильно обвисла. Никто не знал, откуда у него столько сил, каким образом он еще держится на ногах. Но Такумсе, как и остальные люди, был сделан из обыкновенной плоти, поэтому в конце концов он упал, скрывшись в дымной пелене. На теле его красовалось не меньше полудюжины страшных ран, каждая из которых сама по себе была смертельна.

Когда Такумсе упал, ружейный огонь сразу стих. Как будто американцы понимали, что важнее всего убить вождя, и тогда дух краснокожих будет сломлен — раз и навсегда. Дюжина уцелевших в бойне воинов-шони, пользуясь дымом и сумерками, выбрались с поля сражения, чтобы разнести горькую весть о гибели Такумсе по деревням шони, откуда она постепенно распространится по хижинам всех краснокожих. Великая битва закончилась поражением; бледнолицым нельзя верить — ни французам, ни американцам, поэтому великий план Такумсе был изначально обречен на провал. И все же краснокожие запомнили, что по крайней мере один раз они объединились под началом одного великого вождя, стали единым народом, мечтая о будущей победе. Имя Такумсе часто звучало в песнях, пока семьи краснокожих двигались на запад, переправляясь на другой берег Миззипи, чтобы присоединиться к Пророку. Имя Такумсе звучало в рассказах у сложенных из кирпича печей, среди краснокожих, которые носили одежду и работали как бледнолицые, но которые еще помнили, что когда-то они жили иначе и самым великим из краснокожих был человек по имени Такумсе, который погиб, пытаясь спасти лесную страну и древний, обреченный на забвение способ жизни.

Такумсе запомнили не только краснокожие. Даже американские солдаты, стреляющие по его затянутой дымом фигуре, восхищались мужеством вождя. Он был мифическим героем, явившимся из древних времен. В душе все американцы были фермерами и лавочниками, тогда как Такумсе прожил жизнь, как Ахиллес и Одиссей, как Цезарь и Ганнибал, Давид[25]и Макавеи[26].

— Он бессмертен, — бормотали солдаты, видящие, как в его тело входят пули, а он все стоит.

Когда же он наконец упал, его тело долго искали, но так и не нашли.

— Шони утащили его с собой, — заявил Гикори, подводя итог.

Он даже не позволил солдатам поискать труп Мальчика-Ренегата, посчитав, что этот предатель наверняка струсил, как и французы, и давным-давно сбежал. «Пусть его», — сказал Гикори, и никто не посмел спорить с ним. Он ведь одержал славную победу. Ведь именно он сломал хребет краснокожему сопротивлению, сломал раз и навсегда. Это все сделал Гикори, Энди Джексон, — его даже хотели сделать королем, но потом, после долгих споров, сошлись на президенте. Однако Такумсе не забыли, и по стране продолжали распространяться слухи, что он еще жив, что его страшные раны отчасти излечились и что он теперь только ждет подходящего момента, чтобы вновь возглавить вторжение краснокожих, которые хлынут из-за Миззипи, из южных болот или из какой-то таинственной маленькой долинки посреди Аппалачей.

На протяжении всего сражения Элвин поддерживал в Такумсе жизнь. Каждый раз, когда новая пуля разрывала плоть вождя, Элвин тут же залечивал разорванные артерии, не давая Такумсе истечь кровью. У него не оставалось времени, чтобы справиться с болью, но Такумсе, казалось, не замечал страшных ран. Элвин заполз в небольшую пещерку среди корней, образовавшуюся, когда одно дерево упало рядом с другим, съежился там и, закрыв глаза, принялся наблюдать за Такумсе своим внутренним зрением, проникнув в его тело. Элвин не видел того великого, могучего человека, чей образ запечатлелся в легендах. Элвин не замечал, как пули свистят в нависшей над ним листве и осыпают его мелкими щепками, вонзаясь в деревья. Он практически не ощутил укол острого жала, когда одна из пуль попала ему в руку, — он был слишком занят тем, чтобы удержать Такумсе на ногах.

Но кое-что Элвин все-таки заметил. Где-то рядом, на границе зрения, прозрачной тенью маячил Рассоздатель, протягивая свои дрожащие щупальца сквозь лес. Такумсе Элвин излечить мог. Но кто излечит зелень леса? Кто излечит оторванные друг от друга племена, расставшихся друг с другом краснокожих? Все, что создал Такумсе, распалось на части в течение какого-то часа, а Элвин только и мог, что поддерживать жизнь в одном-единственном человеке. Да, этот человек был велик, он изменил мир, он построил нечто величественное, пусть даже это нечто в конце концов привело к еще большим страданиям. Такумсе был строителем, но, поддерживая в его теле жизнь, Элвин понимал, что дни, когда Такумсе занимался созиданием, остались позади. Скорее всего Разрушитель не отнимет жизнь друга Элвина. Кто такой Такумсе по сравнению с той тризной, которую сейчас справляет Рассоздатель? Как заметил когда-то давным-давно Сказитель, Рассоздатель способен разрушать, рассоздавать, расчленять, разъедать куда быстрее, чем человек умеет строить.