Укрощение строптивых - Светлана Успенская

— Гля! — возбужденно заорал он, тыча грязным, покрытым машинным маслом пальцем в экран. — Да это же Надюха! Надо же, артисткой заделалась! А мы голову ломали, куда она подевалась!

Во весь экран, не подозревая, что за ней наблюдает камера, обнаженная Надя мылась под душем, щурясь от мыла, лезшего в глаза…

— Смотри-ка, бабуль, да это же твоя ветеринарша! — воскликнула Наташа, показывая на мелькавшую на экране Ларису. — Это она!

— Ах она такая-сякая… — проворчала бабушка. — Бросила нашего Васеньку, когда мы в Париже были. Хорошо, что соседи присмотрели. А сама сниматься в телевизор полезла.

— Ты же видишь, что с ней случилось, — объясняла Наташа старушке. — Ее похитили!

Ей невдомек было, что на месте «ветеринарши» в шоу «Укрощение строптивых» могла оказаться она сама.

Известие о том, что «строптивым» в наказание отключили воду и электричество, одновременно лишив их питания, было воспринято народом как изысканные зверства сценаристов. Лишь некоторые неискушенные граждане приняли их за чистую монету.

— Вот сволочь какая! — возмущались две заядлые собачницы на прогулке. — Уж ему и слова не скажи, сразу на голодный паек сажает!

— А что ты думаешь? Он же хозяин! Ему надо, чтоб они тише воды ниже травы были…

А потом «строптивые» одна за другой стали сдавать свои позиции, измученные голодом и невыносимыми условиями существования. Зрители восприняли их поступок неоднозначно.

— Надо было стоять до конца! — возмущался бородатый водитель «Газели», стоя на бензозаправке.

— Сам попробуй прожить без жратвы денек-другой, — парировал владелец престарелой иномарки. — А это ж девчонки, слабый народ. Чуть на них надавили — и они уже скисли…

Кассеты регулярно поступали с острова, и с той же регулярностью один-два раза в неделю выходили в эфир новые серии шоу.

Вскоре офис Независимого телеканала посетил следователь милиции.

Его немедленно провели в кабинет к Главному.

— Чашечку чаю? — слащаво улыбнулся Главный при виде представителя правоохранительных органов. — Вот, попробуйте, этот превосходный сорт называется «Шепот солнца в ветках елей на горе Фан-цзюй». Удивительный аромат!

— Требую выдать месторасположение и координаты острова, на котором находятся шесть русских гражданок, захваченных неизвестным террористом, — выдвинул свое требование следователь.

— Неужели вам не нравится этот сорт чая? — изумился Главный. — А вот попробуйте другой… Мы ведь ничего не знаем, совершенно ничего! Нам просто анонимно присылают кассеты из-за рубежа, мы их обрабатываем и пускаем в эфир. И все! Мы ничего не знаем!

— Предъявите упаковку от присылаемых кассет, сами кассеты, а также все, что может навести нас на след. Мы подключим к расследованию Интерпол.

— А как вам понравится «Отражение сосны в водах Янцзы в ясный полдень?» — заюлил Главный. — Но у нас ничего нет, абсолютно ничего!

Следователь ушел, до желудочных колик опоенный чаем, но при этом несолоно хлебавши. Главный с облегчением выдохнул после его ухода: в самом деле, ведь он совсем не дурак, чтобы своей помощью милиции зарезать собственными руками курицу, несущую золотые яйца. Черта с два!

Конечно же вся страна заметила, что Надя строит куры своему тюремщику. Последняя новость передавалась буквально из уст в уста.

— Вы смотрели вчера «строптивых»? Рыжая-то, скромница такая!

Ухлестывает за Хозяином, аж из кожи вон лезет. В постель его хочет затащить!

— Гордости-то девичьей у нее нет, — комментировали клиенты ЖЭКа, стоящие в очереди за справкой о прописке.

И еще через несколько дней:

— Представляете, она все-таки затащила его!

— Думаю, все это подстроено, — глубокомысленно заявил проницательный зритель, вечный посетитель налоговой инспекции. — Вы заметили, что та, которую зовут Лариса, постоянно куда-то исчезает. Где она ходит? На мониторах ее не видно. Непонятно, как Хозяин не замечает ничего. Слепой он, что ли?

Став внезапным поклонником телепередачи «Укрощение строптивых», Паук, наблюдая за поведением своей возлюбленной, тихо злился.

— Вот ты какая! — хищно щурил он глаза. — Да я твою «Ямаху» разобью на отдельные винтики-гаечки. А еще в любви клялась…

Вся страна с умилением наблюдала, как Алексей и Юля становятся все ближе друг другу.

— Чисто голубки, — вытирали слезы бабушки на скамейке во дворе. — И то сказать, хватит Аленке-то этой дурить, бабьи одежды надевать, пора уж за ум браться, семью заводить. А то, что ж, курам на смех…

* * *

Тем временем, не вписываясь ни в какие казуистические сценарные повороты, события на острове развивались плавно и неторопливо. Внешне там царила полная идиллия, однако подспудно уже назревал чудовищный нарыв, который со дня на день мог вскрыться.

Лиза с неприязненной завистью наблюдала за развитием отношений между тюремщиком и его фавориткой.

— Вот еще увидите, — зудела она подругам. — Эта рыжая первой удерет отсюда домой. А мы здесь останемся куковать, будем локти кусать.

Она так часто говорила об этом, что вскоре сама поверила своим словам. И решила отбить у Нади ее поклонника.

Внешне все выглядело вполне невинно.

— О, как я мечтаю почитать вам мои последние стихи! — многозначительно прошептала Лиза однажды во время ужина. — Между прочим, они посвящены вам.

Ответом на ее невинные заигрывания была понимающая самодовольная усмешка.

Вечером она все же вытащила его прогуляться вдоль кромки прибоя.

Ласковые волны подбирались к ногам, с нежным ропотом подбираясь к берегу, лунная дорожка призрачно серебрилась на черной воде.

— «Люблю тебя, мой славный бог, но ты не в шутку занемог…» — шептала Лиза, тихо клоня белокурую головку на плечо своего спутника. — А дальше я забыла…

Во время чтения стихов она лихорадочно соображала, под каким предлогом затащить его в свою комнату… Потом несколько умелых вздохов, нежный поцелуй — и не видать этой выскочке Надьке освобождения как своих ушей!

В это время Надя, покрываясь от злости холодным потом и сжимая кулаки так, что острые ногти больно впивались в кожу, наблюдала за идиллией на ночном берегу.

Она еще покажет кузькину мать этой папенькиной дочке!

Алена (которую теперь все чаще называли Алешей) и Юля сидели на утесе, любуясь закатом. Юля щурилась на оранжевый круг возле горизонта, прямо на глазах оседавший в расплавленное золото моря. Она думала о том, как долго еще продлится их заточение, и ловила себя на мысли, что ей вовсе не так уж хочется возвращаться в Москву. Тем более, если подумать, кто там ждет ее? Кому она нужна там?