Золотая шпага - Юрий Никитин

«И не расскажу я, – подумал он хмуро. – Темболее не расскажу я».

– И что же делать? – сказал онвстревоженно. – Они никогда не дадут позволения на брак. Твой дед никак наних повлиять не может?

– Дедушка умер.

– Прости.

– Ничего, мне было всего пять лет… Александр Дмитриевич, намникто не поможет. Все лежит на нас.

Она посмотрела ему в глаза открыто и прямо. Он ощутилнеловкость. В ее хрупком теле чувствовалась сила и решимость, которой небыло у него. Он был жесток в бою, убивал саблей, штыком и даже голыми руками,но избегал ссор и не умел говорить людям неприятные вещи. А здесьтребовалось не только говорить, но и поступать так, что оставишь за собой нетолько слезы.

– Но что мы можем? – спросил он.

– Я слышала, что отчаяние иногда толкает набезрассудные шаги… но не все раскаиваются. Обвенчаться можно и без родительскогоблагословения. Достаточно заплатить какому-нибудь деревенскому священнику,найти двух свидетелей, и таинство бракосочетания можно провести в церкви!А потом что могут сделать родители? Если мы будем уже обвенчаны?

Он покачал головой. Сомнения поднимались в глубине души.

– А это не убьет их окончательно?

– Я не игрушка, – сказала она с болью. В еебольших серых глазах блеснули слезы. – Они думают только о своейнеприязни… а подумали обо мне? Да и за что можно ненавидеть человека, которыйдважды вырвал их из рук смерти? А то и хуже, чем сама смерть?

На них начали обращать внимание. Александр вывел Олю науединенный балкон. С трех сторон был простор, а с четвертой Александрзадернул за собой занавес. Правда, узкую щель для приличия оставил. Бледноелицо Оли было строгим и решительным.

– Ты готова пойти на такое?

– Я ждала семнадцать лет, – сказала она ссилой. – Я жила для встречи с тобой! Никто больше и никогда…А они хотят, чтобы я ради их застарелой вражды, которую давно надо забыть,погубила всю свою жизнь? Да, я их дочь. Но разве я собачонка… Да что там! Онисо своими любимыми собачками считаются намного больше! Только и слышишь: этоЖужа любит, это не любит, это захочет, этого не одобрит… А меня спрашиваюттолько о пустяках, вроде какое пирожное я больше люблю или какое ожерельенадеть под такое платье. А с кем мне жить, с кем делить брачное ложе…

Она зарделась, смутилась, а слезы прорвали запруду,покатились по щекам, оставляя блестящие дорожки. Александр стиснул челюсти.Гнев и ярость заполнили грудь и сдавили горло. Она права, жестоко права.И она живет и борется, бедная девочка, в более суровом и жестоком мире,чем живет и борется он!

– Я это сделаю, – сказал он глухо, чувствуя, что,может быть, делает величайшую глупость в жизни. – Отыщу священника, договорюсь,а в свидетели можно брать весь офицерский корпус Российской империи! Онипередерутся за честь участвовать в таком незаконном приключении. Я люблютебя, Оля.

– Это я люблю тебя, – возразила она. Слезы еще блестелив ее глазах, но она счастливо улыбалась. – Это ты отбивался, а я тебязавоевывала! Бессовестный.

Он все никак не мог решиться на разговор с Грессерами.Сколько он ни пытался вообразить, как они среагируют на его просьбу руки Оли,но все было напрасно. Его богатое воображение, которое забрасывало его на Лунуи другие планеты, пасовало в бессилии.

В конце концов он решил, что лучше уж поступить какпоследнему трусу. Все равно откажут, так пусть же это случится без криков,брызганья слюной, обмороков, чудовищных обвинений.

Он написал короткое формальное письмо, адресованноеГрессерам, ответа не получил, вздохнул с облегчением. Ну и хорошо, так дажелучше. Теперь у него руки развязаны. Осталось посвятить в тайну двух-трехофицеров, умеющих держать язык за зубами.

Мартынов, молодой офицер, статный и готовый на любой риск,влюбленный в своего командира, беззаветно преданный сперва ему, а уж потом царюи Отечеству, был так польщен доверием, что готов был бросаться на стены ипробивать их лбом. Он разыскал неподалеку крохотную церквушку, где священникпообещал за посильную помощь его храму обвенчать в любое время дня и ночи. Онпоставил только одно условие, чтобы невеста не была похищена. Если он заметитпо ее лицу, глазам или по голосу, что ее принуждают, то венчать откажется и тутже донесет властям.

Засядько спешно арендовал небольшой дом, нанял прислугу.Вряд ли даже самая неприхотливая женщина сможет довольствоваться услугами егоденщика!

И уже на третий день у подножия лестницы его ожидалитрое. Засядько еще издали ощутил исходящую от них угрозу. В середине стоялвысокий стройный молодой мужчина, одет безукоризненно, манеры сдержанные, а побокам еще двое – крепкие и кряжистые, с одинаково угрюмыми ли­цами.

Все трое наблюдали за его приближением, и Засядько ощутил,как мгновенно натянулись его жилы, сердце застучало чаще, все чувстваобострились, теперь он мог двигаться втрое быстрее и принимать решениямолниеносно, как в те дни, когда прыгал на борт вражеского корабля, врывался начужие бастионы, высаживался во главе десанта на захваченные врагами острова.

Мужчина в середине заступил ему дорогу:

– Вы – генерал Засядько?

– Вы угадали.

– Меня зовут Серж Конецкий. Я князь, мои владениялежат…

Засядько прервал:

– Мне плевать на ваши владения. Вы пришли сказать, чтопретендуете на руку Ольги Грессер?

Мужчина заколебался, инициатива ускользала из его рук,ответил нехотя:

– Да. И я не допущу…

– И это знакомо, – ответил Засядько.

Его кулак метнулся с такой скоростью, что двое увиделитолько смазанное движение. Послышался хруст, в тот же миг Засядько на обратномдвижении ударил ребром ладони под ухо второго. Пальцы третьего ухватили заплечо, он перехватил кисть, повернулся, дернул, и по улице пронесся дикийвопль.

Прохожие прижались к стенам домов, глядя на страшнуюкартину. Серж лежал на спине, кровь текла изо рта и даже из носа. Второйскорчился на четвереньках, мычал и мотал головой, а третий стоял на коленях,дико выл, держа на весу сломанную руку.

Засядько подошел к Сержу, пнул ногой:

– Поднимайся, тварь! Ты хотел вызвать меня на дуэль, князек?Обнажай шпагу прямо сейчас.

Он нарочито сделал голос грубым, наглым, злым. Как намеренносломал руку помощнику князя Сержа. Еще дед его учил отделываться малой кровью,чтобы не проливать большую. Вежливый разговор привел бы неизбежно к дуэли ибольшей крови.

Примчался городовой, засвистел на ходу. За ним тяжелопритопали два околоточных. Засядько небрежно помахал им рукой:

– Все спокойно. Эти господа просто столкнулись друг сдругом. Когда спешили на скачки.