Башня у моря - Сьюзан Ховач

– Сара, послушай, – деловито заявила Маргарет, после того как мы посетили Маделин и видели ужасную очередь больных ирландцев, ждущих у дверей, – вот тут прямо у твоего порога благотворительное заведение, которое вполне достойно твоего внимания. Почему бы тебе немного не помогать Маделин? Когда больница откроется, ты бы каждую неделю могла возить туда еду и цветы.

– Я буду отправлять все это Маделин, – быстро ответила Сара, – но не хотела бы ездить туда сама.

Посещение бедняков всегда выбивало ее из колеи, и вся ее благотворительная деятельность сводилась к благотворительным балам. Я ее ничуть не винил. Мы не можем все быть похожи на Флоренс Найтингейл… или на Маделин, которая сохраняла абсолютное спокойствие при виде отвратительных болезней, процветающих в убожестве нищеты.

Стояли ясные летние дни. Я брал братьев кататься на лодке по озеру, ездил с ними по горам. Один раз мы доехали до самого Линона и поели в гостинице, глядя, как лодки доставляют морские водоросли, которыми питались многие крестьяне, жившие на берегах Киллари. В другой раз мы съездили в Леттертурк, хотя я и не стал заходить к кузену Джорджу, потом в Клонбур, где мы заглянули к Ноксам. Позднее даже ездили в Конг – смотрели руины монастыря. С мальчиками я чувствовал себя хорошо. Мне нравились энергия и энтузиазм Томаса, удивляло понимание красоты, свойственное Дэвиду. Я начал подозревать, что Дэвид похож на меня не только внешне, но и своими наклонностями, и чем больше времени мы проводили вместе, тем сильнее мне хотелось именно такого сына. Но это напоминало мне о бесплодии Сары, и меня охватывала печаль – так туман проникает сквозь деревья, когда облака низко повисают над долиной.

Сара нашла, чем занимать время. Она часами писала письма семье (я сильно нервничал, думая о том, что́ она может рассказать в своих письмах, но она клялась, что только пытается утешить отца, который стал болеть). Но как Маргарет ни пыталась убедить Сару вести дневник, та отказывалась под тем предлогом, что ее жизнь скучна, что в ней не происходит ничего такого, о чем она хотела бы написать.

– Но, как я замечаю, это не мешает тебе писать Фрэнсису, – сказала Маргарет.

Должен сказать, что Маргарет прилагала немало усилий, чтобы найти занятие для Сары, но та оставалась глухой ко всем предложениям по благотворительной работе, ведению дневника и других способов проводить время. Сара, впрочем, предпринимала попытки «исполнять свои обязанности», как она это называла, но как может мужчина получать удовольствие, занимаясь любовью с женой, если он знает, что ей ненавистна каждая секунда этих занятий.

В середине августа Маргарет невзначай обронила:

– Мы с мальчиками должны вскоре собираться. Я обещала погостить в Йоркшире у Фенуиков в начале следующего месяца, а перед поездкой на север хочу недельку побыть на Сент-Джеймс-сквер.

Мы с Сарой тут же погрузились в отчаянную панику и умоляли ее остаться, но она отказалась.

– Мне нравилось в Кашельмаре, – твердо сказала Маргарет, – и я знаю, что мальчикам тоже понравилось. Патрик, ты уделял им столько времени. Но никакие гости не должны засиживаться, и у нас есть другие обязательства.

Они уехали. И вот мы остались вдвоем в Кашельмаре, стояли у двери, смотрели, как удаляется экипаж, спускаясь по склону, и тут Сара разрыдалась, а я почувствовал себя, как, вероятно, чувствовал Робинзон Крузо, когда оказался на своем жалком необитаемом островке.

5

– Почему ты не спишь со мной? – спросила Сара.

– Я думал, ты этого не хочешь, – ответил я.

– Не хочу.

Это было неприятно слышать. Я знал: она предпочитает спать одна, но все же ее слова доставили мне боль.

– Тогда почему ты спрашиваешь?

– Потому что мы должны спать вместе.

– Но мне показалось, ты говоришь…

– Я хочу ребенка. – Сара заплакала. – Я хочу ребенка, а откуда он может взяться, если ты ко мне и не приближаешься, никогда меня не целуешь, никогда ко мне не прикасаешься, никогда, никогда, никогда ничего не делаешь…

И тогда на нас обрушилась самая ужасная катастрофа. Я пытался заниматься с нею любовью, но все было тщетно.

– Почему ты не можешь? – спросила Сара. – Почему? – Она снова плакала.

– Не плачь.

– Но я не понимаю.

Мне пришлось выйти из спальни. Больше не мог слушать ее нытье. Я спустился по лестнице, напился и уснул за обеденным столом, а когда проснулся, вышел из дому в дикий сад, чтобы увидеть восход солнца.

Думаю, именно тогда я и решил стать садовником. Сев на покрытую плесенью скамейку близ поросшего сорняками участка подлеска, я увидел вдруг ровные зеленые луга, цветущие клумбы и петляющие по лесу среди рододендронов и азалий дорожки. Я мог бы обустроить здесь маленькие террасы, беседки. Можно сделать фонтан или выкопать пруд с лилиями, поставить одну-две статуи из чистого белого мрамора в тени кипарисов. Создать настоящий итальянский сад. Он напоминал бы мне о Флоренции и более счастливых временах. Я ничего не знал о садоводстве в таких больших масштабах, но не сомневался, что смогу выучиться. Это будет еще интереснее резьбы по дереву, потому что, каждый раз вырезая что-то, я знал, как далеко мне до совершенства Гринлинга Гиббонса. Но сад… мне больше не нужно будет беспокоиться, чем занять время в Кашельмаре. Мне ни о чем не нужно будет беспокоиться. Я стану думать только о цветах, деревьях и кустарниках, о земле и камне, свете и воде. Создам замечательный сад в Кашельмаре, такой прекрасный, что те, кто придет после меня, будут говорить: «Этот сад создал Патрик де Салис», и мое имя станет синонимом красоты, искусства и мира. Это будет бессмертием. И тогда не важно, есть у меня сын или нет. Не будут иметь значения мои неудачи во всем остальном, что я предпринимал. Я создам прекрасный сад в Кашельмаре, произведение искусства из диких зарослей.

Я много времени проводил, обдумывая планы, десятки раз исходил огороженные стеной акры, примыкающие к дому, а потом уединился в библиотеке и набросал мои идеи на бумаге. Тогда же нашел книги по садоводству. Прежде я их и не замечал, но всегда думал, что никакие книги в библиотеке не могут меня заинтересовать. Книги по садоводству находились в небольшом алькове с одной стороны камина, а когда я стал просматривать их, то нашел имя моего деда – Генри де Салиса; оно было выведено аккуратными буквами на каждом форзаце.

Меня вдруг страстно увлек мой дед, и, обыскав чердак, я нашел его портрет и перенес в библиотеку. Я давно собирался убрать портрет матери с его места над камином, а теперь мог заменить его изображением человека, которого никогда не видел. На меня с холста с невинным выражением смотрело простецкое голубоглазое лицо. Художник написал портрет без души, но эта картина значила для меня больше, чем тщательно исполненный портрет матери с ее неотразимой красотой и изяществом.

Сара не могла понять этого, но она не понимала почти ничего из того, что я теперь делал. Мы безнадежно поотирались друг подле друга в течение недели-двух после отъезда Маргарет, а затем, слава богу, возник повод отвлечься от наших будней – Катерин спрашивала, не может ли она заглянуть к нам с визитом.