Надменный индюк - Эмилия Марр

– Сначала я не понимал, с чем это связано. А когда в день кастинга Сони между тобой и Дэвом всё взорвалось, вы горели и пылали с ним от эмоций, я всё сопоставил и осознал. После того, как ты его отшила, Давид стал молчаливым, депрессивным и апатичным. И только когда ты появлялась на горизонте, его вечно мёртвый взгляд оживал, а хмурое лицо хоть как-то прояснялось. Он не пил, не употреблял наркоту, но настолько ушёл в себя, что до него не докричаться было. Вроде живой, но безучастный и равнодушный ко всему. И, конечно, это заметила и Ира. Сначала она допытывалась у меня, а потом как-то увидела, как он смотрел на тебя в универе, и всё поняла. Снова пришла ко мне жаловаться на него, от неё узнал, что ещё какая-то перепалка у них случилась в клубе, когда ты была рядом, вроде на ваш день рождения.

– Да-да, было такое. Только Дэв сказал, что она просто хотела добиться протекции в агентство Наны Гурамовны.

– Мне она это объясняла своей любовью к нему. В общем, я пока тут лежал, столько всего надумал, понял, что, скорее всего, она от ревности так. Первым делом, как выйду отсюда, поеду к ней, поговорить, а дальше решу, что делать.

Ох, Сашенька, боюсь, Дэв доберётся до неё раньше тебя.

– Так, ладно. Давай возвращаться. А то твой друг там скоро поиски начнёт.

Медленно плетёмся обратно, каждый думая о своём. На подходе к отделению травматологии на нашем пути появляется Давид. Он уже ходит абсолютно нормально. Если и есть боли, то он их не показывает.

– Где были? Я вас обыскался.

– Гулять на дальние расстояния. Сашка хочет больше ходить, надо ему в общем, – вру совершенно спокойно, знаю, что меня не сдадут.

Романов хитро ухмыляется, но соглашается, кивая головой. Мы возвращаемся в палату уже все втроём.

А чуть позже мне на телефон приходит сообщение от Дэва: «Завтра еду к Ирке. Ты со мной?»

Быстро ответив «Да», убрала телефон в сумочку.

Через некоторое время Давиду позвонили. По разговору я догадалась, что обсуждают дела клуба «Рай в аду».

Мой внутренний мир будто воспротивился этому, начало тошнить, я почувствовала отвращение, как только вспомнила клуб и последний свой вечер в нём. Накатившая волна омерзения и брезгливости заставляет меня быстро попрощаться с Сашкой и, схватив сумку, выйти из палаты. Обрывками мелькают в голове эпизоды увиденного и услышанного в тот вечер. Ускоряюсь вперёд.

«Надо срочно на воздух», – прикрывая рот рукой, преодолеваю коридор, лестницы, проходную и наконец оказываюсь на улице. Много и часто дышу, пытаясь восполнить нехватку кислорода.

Что со мной? Почему организм так болезненно реагирует? Груз от пережитой боли всё ещё сидит в душе и отравляет её изнутри. Как заглушить эту боль, если при упоминании клуба, она как гроза вдалеке, приближаясь, рассекается молнией.

Медленно подхожу к скамейке и присаживаюсь на неё. Опускаю голову на руки и пытаюсь сообразить, как такое может быть? Почему, едва услышав о клубе и представив сцену, где Дэв целует другую, мне стало плохо?!

– Диана! Ты как? – ко мне подходит виновник моего состояния и садится рядом.

Отсаживаюсь подальше. Не хочу сейчас чувствовать его прикосновений.

– Ты… чего? – недоумевает Давид. – Так резко выбежала из палаты, а сейчас, – показывает рукой на расстояние между нами, – это… В чём дело, Диана?

Мне нечего ему сказать, потому что я и сама не до конца разобралась в ситуации. Но не могу поступить иначе. Встаю со скамейки и направляюсь к воротам, хочу уйти.

Дэв вновь меня нагоняет, берёт за руку и разворачивает к себе. Выдергиваю её, мне неприятны сейчас его прикосновения, почему он не понимает?!

– Ладно, ладно, – поднимает руки вверх, – не трогаю. Но, может, объяснишься? В чём дело?

Смотрю на его обеспокоенное и взволнованное лицо, он действительно сбит с толку моим поведением. Его изумленные глаза бегают по моему лицу, пытаясь прочесть по отражающимся на нем эмоциям хоть что-нибудь.

А я и сама не пойму, что со мной. Мне казалось, эта часть истории уже забыта и всё прошло. Но получается, что нет. За трагическими событиями с автокатастрофой парней я закинула в дальний уголок сознания всё то плохое, что произошло лично со мной, и сосредоточилась на несчастье, случившемся с Романовым и Давидом. Но, оказывается, всё ещё живо и раны не затянулись, из них сочится алая кровь, причиняя жгучую боль.

Делаю шаг назад. Отведя взгляд в сторону, говорю:

– Мне всё ещё больно, Дэв, – закрываю лицо руками, мне сложно обсуждать это с ним. Но если не с ним, то и вообще ни с кем! Ведь это только между нами. Вновь открываюсь и прямо смотрю на Давида: – Сама думала, что всё прошло и я перелистнула эту страницу своей жизни. Но сейчас, когда ты заговорил о клубе, всё вдруг вернулось назад и все события того последнего вечера вспыхнули передо мной яркой картинкой. Как ты целуешь эту девушку и…

– Так, стоп, – делает попытку подойти ко мне и взять за плечи, но я вновь отшатываюсь от него, не в силах совладать с собой. Тогда он замирает: – Хорошо, смотри на меня. И очень внимательно слушай. Я не трогаю тебя, вот, – демонстративно медленно убирает свои руки и опускает их вдоль тела. – Диана, я попробовал представить, что мы поменялись местами. И теперь понимаю, что ты права.

Резко вскинула на него свой взгляд. Что он может знать о той боли, что причинил мне?!

– Да, я, – неуверенно проводит рукой по волосам, – в общем, я разговаривал с отцом, и он мне объяснил много вещей, которые до этого мне казались несколько иными и вообще… – делает паузу. – И твоё чувство отвращения я тоже испытал, пусть только теоретически. Когда отец заставил меня предположить такую же ситуацию, только чтобы на моём месте была ты и позволяла бы прикасаться к себе другому парню… И я бы это вот так увидел, чёрт! – размахивает руками и отворачивается от меня, делает пару шагов. Затем возвращается. – Я неосознанно сделал тебе больно. Но! Диана! Услышь меня, пожалуйста! У меня с ней не было ничего! Вообще, – сверлит взглядом, в котором плещется мольба и покаяние. – И поцелуй был инсценирован, поверь! Я жажду быть только с тобой, целовать и обнимать, касаться только тебя. Если бы свести всё к нулю и переиграть тот вечер, я бы всё отдал за это. Диана, давай забудем то, что было понарошку. Зачем травить душу бесконечно? Я готов на всё, только скажи.

Смотрю на него, на его раскаявшееся лицо и ощущаю буквально каждой клеточкой – не врёт. Уверенность в его искренности растёт во мне, вытесняя прежние обиды. Его глаза буквально кричат мне: «Прости, пожалуйста, я был не прав!». Но я это хочу услышать.

– А как насчёт твоих слов?

Он непонимающе смотрит, просит пояснить.

– Тогда, у дверей моей квартиры.

Наблюдаю, как Давид – брутал и ходячий сексибой – превращается в маленького нашкодившего мальчика. Всегда нахмуренные, густые, тёмные брови сейчас выгнулись в дугу, взгляд направлен вниз, плечи опущены.