Зеркало времени - Майкл Кокс

— Завтра мы уезжаем в Лондон, — сказала я.

— Вот как? — откликнулся мистер Роксолл. — Тогда я прошу вас соблюдать крайнюю осторожность, пока вы находитесь там. При необходимости вы в любое время найдете меня в доме номер четырнадцать по Кингз-Бенч-уок, и, пожалуйста, без крайней надобности не выходите на улицу одна. Вы обещаете мне?

— Боюсь, этого я не могу обещать, — ответила я, сокрушенно качая головой, ибо я уже планировала совершить различные экскурсии, если миледи предоставит мне известную свободу действий.

— В таком случае я попрошу Галли обеспечить вас охраной. В сыскном отделе есть один славный малый, сержант Свон. Посмотрим, что здесь можно сделать.

На том мы и порешили: мистер Роксолл посоветуется с инспектором Галли и примет все необходимые меры.

— Вы проявили исключительную деликатность, сэр, — сказала я напоследок, подымаясь с кресла, — когда не стали настаивать, чтобы я рассказала вам о себе больше, чем могу рассказать при существующем положении вещей, — хотя я вовсе не утверждаю, что ваше знаменитое чутье не подвело вас на сей раз.

— Ну разумеется, — с улыбкой промолвил он, устремляя на меня свои чудесные серые глаза. — Я ведь не говорил, что никогда не ошибаюсь.

— Но у меня есть один вопрос… если вы позволите.

— Спрашивайте.

— Почему вы заподозрили леди Тансор в причастности к убийству миссис Краус?

— Хороший вопрос, дорогая моя, просто отличный. И вполне достойный миссис Галли, обладающей замечательной способностью всегда попадать в самую точку. Такой намек — всего лишь намек и не более — содержался в короткой записке, присланной инспектору Галли неким анонимом. В настоящее время у нас нет никаких догадок насчет личности осведомителя, а потому на том пока дело и кончается… Что ж, было очень приятно, мисс Горст, — сказал мистер Роксолл, подавая мне шляпку и перчатки, — чрезвычайно приятно. О господи!

— Что такое? — встревоженно спросила я.

— Да ведь я только сейчас вспомнил, какой нынче день!

— Тридцать первое декабря?

— Вот именно. Посему я желаю вам всего наилучшего в новом тысяча восемьсот семьдесят седьмом году — в твердой надежде, что все наши усилия увенчаются успехом и сухие кости облекутся наконец плотью Правды. А теперь, дорогая моя, позвольте мне проводить вас до усадьбы. Уже смеркается, и вам лучше не ходить одной.

Мы с мистером Роксоллом расстались у ворот Парадного двора. По дороге от Норт-Лоджа у нас продолжался разговор об обстоятельствах, так или иначе связанных со смертью отца леди Тансор.

— Кажется, вы сказали, что мистер Картерет был давним другом профессора Слейка, — заметила я.

— Да, оба настоящие ученые, но с разными интересами. Мистер Картерет увлекался историей и литературой, а главной страстью моего дядюшки была филология и религиозные практики древних народов, хотя он посвятил много лет своему монументальному труду по истории языческих племен.

Я спросила мистера Роксолла, успешно ли идет работа над бумагами профессора.

— Ну, успешно — это слишком громко сказано, — рассмеялся он. — Но да, полагаю, я потихоньку продвигаюсь вперед, хотя еще многое предстоит сделать.

— Позвольте спросить, представляли ли особый интерес письма вашего дядюшки к мистеру Картерету, забранные вами из вдовьего особняка?

Мистер Роксолл, поняв мой намек, снова похвалил меня за правильный вопрос.

— Я с самого вашего прихода ждал, когда вы спросите насчет них, — сказал он. — Писем оказалось очень много, и я почти всю ночь просидел, просматривая и разбирая их. Большинство касается предметов общенаучного интереса. Однако два привлекли мое внимание. Одно из них имеет странную связь с убийством Феба Даунта.

У меня похолодело под ложечкой, и я в смятении отвела глаза в сторону.

Мистер Роксолл обеспокоенно спросил, все ли со мной хорошо.

— Я в полном порядке, благодарю вас, — заверила я, хотя и понимала, что мое лицо говорит об обратном.

От мадам я уже знала, что отец поэта, преподобный Ахилл Даунт, получил назначение в Эвенвудский приход через ходатайство своей второй жены, мачехи Феба Даунта, состоявшей в родстве с покойным лордом Тансором.{15} Теперь от мистера Роксолла я узнала, что он был также довольно известным ученым-классиком и библиографом, прославившимся как составитель «Bibliotheka Duportiana» — полного каталога Эвенвудской библиотеки, в который мистер Картерет внес вклад в виде комментариев к собранию манускриптов.

Оказалось, незадолго до нападения на мистера Картерета доктор Даунт подготовил к публикации перевод Ямвлиха — древнегреческого писателя, чье имя иногда упоминал мистер Торнхау в ходе наших занятий, но чьих сочинений я не читала.

Гранки перевода пастор отправил профессору Слейку, желая получить мнение специалиста о проделанной работе, но вскоре написал еще одно письмо с просьбой переслать гранки некоему Эдварду Глэпторну, сотруднику юридической фирмы «Тредголд, Тредголд и Орр», тоже обладавшему глубокими познаниями о творчестве Ямвлиха. Об этой-то просьбе и шла речь в одном из писем, забранных мистером Роксоллом из вдовьего особняка.

— А упомянутая мной связь, мисс Горст, — сказал адвокат, — заключается в следующем: под именем Глэпторн скрывался Эдвард Глайвер, убийца Феба Даунта.

Этот факт был мне уже известен из статьи мистера Вайса в «Лондонском ежемесячном обозрении», присланной моей опекуншей, но я выразила подобающее удивление.

— Еще более интересным, пожалуй, — продолжал мистер Роксолл, — представляется мнение моего дядюшки о названном джентльмене (а он был истинным джентльменом), выраженное в нескольких письмах к доктору Даунту. Хотя лично они не встречались, между ними состоялась короткая переписка на предмет перевода Ямвлиха, и мистер Глайвер — или Глэпторн, или как там его звали по-настоящему — произвел на моего дядюшку самое благоприятное впечатление и как человек, и как ученый, каковое впечатление подтвердил доктор Даунт, несколько раз с ним встречавшийся. Дядюшка испытал тяжелейшее потрясение, когда всего через год узнал, что сей приятный во всех отношениях господин повинен в убийстве сына его друга.

В словах мистера Роксолла не содержалось ни намека на то, что он оправдывает преступление, совершенное моим отцом; тем не менее они доставили мне глубокое удовлетворение, поскольку прибавили весу благоприятному отзыву мистера Хизерингтона о характере моего родителя.

— Вы упомянули и о втором письме, — сказала я, когда мы уже собирались разойтись в разные стороны.