И пели птицы... - Себастьян Фолкс

Стивен кивнул:

— Спасибо, сэр.

Грей снова взялся за книгу, вернул ноги на стол. Ко времени, когда Стивен и Эллис покинули дом, в котором находился штаб батальона, полковник уже одолел очередную страницу Фукидида.

На следующий день поезд вывез их на сельский простор, почти погребенный под сором войны. Начать с того, что Стивену представлялась странной возможность вылезти из обстреливаемой пушками траншеи и обнаружить — всего в нескольких милях от передовой — нормальную деревенскую жизнь, хотя за три без малого года сражений земля здесь успела покрыться обломками того, что производила промышленность воюющих стран. По обеим сторонам рельсовой колеи валялись бочки из-под бензина, снарядные гильзы, деревянные ящики, консервные банки, упаковки самых разных товаров и военного снаряжения.

Однако прошло десять минут, и показалось первое дерево с зеленой листвой, первый ствол, не ободранный, не зачерненный разрывами, с нетронутой бурой корой, увенчанный ветками, на которых сидели голуби и дрозды.

Эллис предложил Стивену сигарету. Тот взял пачку, осмотрел ее.

— «Стяг». Где вы их добываете, Эллис?

— Я пытаюсь понять, сколько существует разных марок. Говорят, есть еще «Коротышки Китченера», но мне они пока не попадались.

Купе наполнили облака дешевого табачного дыма.

С того дня, когда Эллис впервые упомянул об Амьене, решимость Стивена начала понемногу сходить на нет. Прежде он полагал, что никогда туда не вернется, но постепенно пришел к мысли, что все случившееся с ним в этом городе — дело слишком давнее и слишком необычное, чтобы как-то повлиять на его теперешнюю жизнь. Возможно, для кого-то возвращение в прежние места и чревато опасностями, но Стивен не считал себя человеком, склонным к сантиментам. Просто любопытно было посмотреть, что произошло с городом. По словам Грея, артиллерия «размолотила» его.

— Я все хотел спросить у вас, сэр, — произнес Эллис. — Знаете, о том ночном гадании. Вы…

— Послушайте, вы вовсе не обязаны называть меня «сэром». Ну а гадание… что вы о нем думаете?

— Думаю, что вы подтасовали карты.

Стивен улыбнулся:

— Конечно, подтасовал. Даже Уир, и тот это понял.

— Почему же тогда вы взялись гадать?

— Потому что он боится.

Эллиса его слова явно удивили.

— Да, наверное, это странно. Уир ни во что не верит. Но ему нужно за что-то уцепиться. И он старается уверить себя, что за собственное выживание стоит сражаться. И даже умереть, если можно так выразиться.

— И карты помогают ему?

— Возможно. Уир человек очень напуганный. Вот и поддается самообману.

— Ясно, — сказал Эллис. И спросил, отрывисто и резко: — И когда же он стал трусом?

Стивен, напротив, ответил очень мягко:

— Я не думаю, что он трус. Он не боится газа, снарядов, не боится смерти под завалом. Его пугает то, что все происходящее не имеет ни смысла, ни цели. Что он выбрал в жизни неправильный путь.

— Понимаю, — неуверенно произнес Эллис.

Поезд, погромыхивая, приближался к Амьену, и Стивен чувствовал, как в душе его разгораются приятные предвкушения. Эллис был не тем человеком, какого он выбрал бы себе в спутники, однако Стивен решил обходиться с ним по-доброму. Уир лежал в госпитале под Аррасом. Он надеялся, что сможет съездить домой, однако к травме, полученной им, врачи отнеслись с подозрением, утвердившимся в них с первых дней войны, когда пехотинцы наловчились — в надежде на серьезные увечья — совать руки в крутящиеся шестерни лебедок.

Эллис вытащил блокнот и начал писать письмо. Стивен смотрел в окно. Звуки войны покидали его. В отличие от Уира, которого и в тихой спальне родительского дома окружал грохот воображаемых разрывов, Стивен научился забывать о войне.

Каким он был семь лет назад? В каком жил мире, какое существование — яркое, но наполовину бессознательное — вел? В то время оно казалось ему нормальным; мощные, ничем не стесненные порывы души что ни день обновлялись чувственными наслаждениями, выстраиваясь, как он думал, в нечто не просто понятное, но и значительное. Тогда ему мнилось, что еще чуть-чуть — и он откроет, даже докажет что-то важное, хотя в чем состояло это «что-то», теперь Стивен сказать уже не мог.

— Что вы собираетесь делать в Амьене? — спросил он у Эллиса.

— Не знаю. Это мой первый отпуск. Я не знаю, продолжается ли там нормальная жизнь. Пожалуй, я с удовольствием сходил бы в театр. А что вы мне посоветуете?

Стивен пожал плечами.

— Большинство норовит сначала напиться, а потом отправиться в бордель.

Эллис нахмурился.

— Не думаю, что мне это понравится.

Стивен усмехнулся.

— Что именно? Напиться?

— Нет… второе.

— Полагаю, от вас этого ждут. Командование считает, что молодой человек должен регулярно спать с женщиной, это полезно для здоровья. Бордели разрешены военной полицией.

— А вы в бордель пойдете? — с вызовом осведомился Эллис.

Стивен покачал головой:

— Нет. Мне это ничуть не интересно.

— Ну вот. И я не пойду, — сказал Эллис.

— Вы кому пишете?

— Матери.

— Похоже, я выбрал неподходящий момент для своего вопроса, — улыбнулся Стивен. — Но в кафе я пойду наверняка. И, с вашего позволения, угощу вас шампанским. Начнем с него.

Когда поезд медленно въехал под своды вокзала, Стивен его не узнал. Он приготовился к наплыву воспоминаний, но ни одно к нему не пришло. Выйдя на перрон, Стивен окинул взглядом арочную кровлю, потом зал ожидания. Он и Изабель уезжали с другого перрона, расположенного на дальнем краю вокзала. Стивен вспомнил зеленую дверь, на которую смотрел в окно, ожидая отхода поезда. И взглянув поверх путей, увидел ее, точно такую, как прежде.

Когда они с Эллисом вышли на мощеную привокзальную площадь, было за полдень. Небо закрывали тучи, однако уже ощущались первые признаки того, что затянувшаяся на полгода зима теряет хватку. Дождь прекратился, ветер больше не жалил лица холодом.

Они направились к кафедральному собору. На стенах некоторых старых домов виднелись следы снарядных разрывов. Амьен, стоявший лишь в нескольких милях от передовых позиций союзников, немало пострадал от приливов и отливов войны. Однако недавнее наступление союзников сделало наконец жизнь в нем безопасной: артиллерийские обстрелы прекратились, и местные торговцы старались извлечь выгоду из наступившего в области Соммы покоя. Снова открывались магазины, а после отмены начинавшегося в восемь вечера комендантского часа кафе и рестораны наполнялись публикой.

Стивен с пылким интересом вглядывался в памятные ему улицы. Несмотря на исчезнувшие кое-где стены и черные пятна на каменной кладке домов, по большей части они не изменились. Все семь лет своего отсутствия Стивен о них не вспоминал, о городе он почти не думал. Однако сейчас шел знакомыми путями, и окружающее оживало в его памяти.