Первый в списке на похищение - Валерий Поволяев

– Это мой брат так, Вячеслав Юрьевич… сдуру ляпнул, – Андрей Фомин потянулся за деньгами, взял одну пачку, положил перед братом, буркнул: – Это тебе. – Вторую сунул в карман куртки. – В восемь тридцать, говорите, Вячеслав Юрьевич?

– Я рад, что вы меня поняли. В восемь тридцать.

– Добро, – сказал Андрей Фомин и улыбнулся, у него была очень подкупающая улыбка, у брата его, собственно, была точно такая же, позвал: – Пошли, Вовк!

21 сентября, четверг, 8 час. 30 мин.

Белозерцев обдумал предстоящий разговор с Высторобцем и решил не мудрствовать лукаво – выплатить ему деньги за выполненное задание – ну, скажем, за охрану шести грузовиков, доставивших из Италии модную обувь, или сопровождение танкера с нефтью из Одессы в Грецию, а затем объявить о разрыве контракта. Или нет – не о разрыве объявлять, а поступить хитрее – отправить на отдых. Поработал, мол, на славу, теперь пора на солнышке погреться. А потом – прошу снова в родной «Белфаст», господин Высторобец…

Да только не дано господину Высторобцу греть кости на солнце, братья Фомины уберут его через полчаса. Белозерцев сдвинул обшлаг рубашки, глянул на циферблат «роллекса» – что-то господин этот, Высторобец который, опаздывает: В последнее время он вообще привык опаздывать. Все, хватит! Больше этого не будет. Надо совершить последний рывок, один из последних, ведь кроме Высторобца есть еще кое-какие заботы – и убитая Ирина, которую надо похоронить по-человечески, и Костик, находящийся в лапах похитителей, и… но все равно он уже находится на финишной прямой. «Котька, бедный, как ты там?» – Белозерцев пожевал ртом, сдерживая себя. Осталось немного. Котьке надо потерпеть еще чуть-чуть, сегодня он будет дома. «Дома? Ведь там же Ирина… Так где же будет ночевать Костик? Тьфу! Вот новая забота! Ладно, обо всем по порядку. Для начала – Высторобец и братья Фомины… Приготовились ли братья взять Высторобца на короткий поводок и придавить? Наверное, уже приготовились».

А Фомины в этот момент находились через две стенки от Белозерцева, в свободной комнате, где шеф «Белфаста» обычно проводил переговоры, начиненной сильной заморской электротехникой, которая находилась под особой опекой службы безопасности «Белфаста». За ней тщательно следили, проверяли перед всякими «кофепитиями», прощупывали каждый сантиметр, прозванивали специальным прибором – искателем «жучков», «тараканов», «сверчков», прочих насекомых, – и все равно случались проколы. Однажды «Белфаст» здорово подставила смазливая секретарша – эту историю в качестве назидания рассказывали каждому новому сотруднику, приходящему на работу в их контору.

– Ну, что скажешь, Андрюха? – спросил один Фомин у другого.

– Не нравится мне все это.

– Мне тоже.

– Что будем делать?

– Надо поразмышлять.

– Т-с-с, – Андрей Фомин приложил палец к губам и выразительно обвел глазами пространство.

Размышляли они недолго: если откажутся от задания, то сами будут уничтожены – Белозерцев дал это понять совершенно недвусмысленно, – значит, задание надо выполнять. Но и опыта такого, чтобы без особых осложнений завалить матерого Высторобца, у них тоже нет. Но, в конце концов, не так страшен серый волк, как его малюют. Братья Фомины принялись готовить оружие для встречи с Высторобцем.

Но Высторобец на встречу с Белозерцевым не явился.

– Во-от сучье! – выругался Белозерцев, в очередной раз глянув на часы. – Неужели все просек? И перехитрил, а? Вот сучье! – Белозерцев с досадой громыхнул кулаком о стол. – Ну погоди-и! Вместо легкой кончины ты за все свои спектакли получишь то, что… Ты даже сам не представляешь, что получишь, Высторобец! Всякие афганские и прочие страсти-мордасти будут детским лепетом по сравнению с тем, что ты получишь!..

21 сентября, четверг, 8 час. 40 мин.

– Ну, чего мы имеем с гуся? – спросил Зверев по телефону у руководителя группы «топтунов» – службы наружного слежения. – Приходил кто-нибудь к Белозерцевым, кхе-кхе, ночью? Никто не появлялся? Хорошо. И мину никто не подкдадывал? Тоже хорошо. Хотя зачем подкладывать ему мину? Его беречь надо, чтобы он деньги собирал… – лицо у Зверева приняло обиженное выражение, словно бы его обманули. – А где ночевал Белозерцев? У себя в офисе? Ладно, подполковник, спасибо за информацию. Ее трэба разжуваты. Людей пока не снимайте, пусть дежурят. Да так, чтобы ни одна муха незамеченной не пролетела.

Позвонил по другому телефону.

– Ну что там, Волошин, есть пальчики в эфире или кхе-кхе. Никто нашему подопечному не звонил? Странно, странно. А сам он куда-нибудь звонил? Домой? Один только раз, и все? Ладно, майор, спасибо за информацию!

Зверев положил трубку на рычаг, откинулся в кресле, скрестил на животе руки и начал большими пальцами вертеть «мельницу» – несколько движений вперед, потом несколько движений назад, затем снова вперед, – лысый лоб у него прорезала вертикальная длинная складка: Зверев чувствовал, что-то произошло – дух беды наполнил воздух, неприятно щекотал ноздри, лез в глотку, – а вот что произошло, что за беда навалилась, не знал и поэтому нервничал.

Сдвинул на селекторе один из рычажков. Селектор ожил, отозвался грубым просквоженным голосом.

– Ну как там, люди к десяти часам дня готовы? Имейте в виду, возможна стрельба.

– В девять ноль-ноль обе группы выедут на место. К стрельбе готовы.

– Ну, насчет стрельбы я, кхе-кхе, погорячился, лучше обойтись без всякого «пиф-паф». Стрелять только в крайнем случае, понятно? – Зверев отключил селектор и снова откинулся назад.

«Интересно, почему друг Белозерцев ночевал не дома, а в офисе, и вообще, что произошло?» Глаза у него приобрели тяжелое, тусклое выражение, в виски ввинтилась боль: было похоже, что он подхватил грипп.

– Этого еще не хватало, – вслух произнес Зверев, достал из портфеля пенальчик с растворимым аспирином. В этот аспирин, изобретенный неким Бауэром, Зверев верил как в некое чудодейственное средство – от всех болезней спасение: от ломоты в крестце, от рези в паху, от сонливости, от переохлаждения организма, от простуды, когда из носа течет, как из плохого водопроводного крана, от перебоев в дыхании, от свистов и неровного стука в сердце – что болит, то чудодейственный аспирин и лечит.

Налив из графина воды в стакан, Зверев бросил туда плоскую белую лепешечку. Лепешка задергалась, заерзала в воде, словно живая, застреляла острыми колючими пузырьками, которые выпрыгивали из воды, как блохи – резво и далеко, нырнула на дно стакана, оттолкнулась от него, снова очутилась на поверхности.

– Кхе-кхе, – не удержался от кашля Зверев, потом, не желая больше смотреть на чехарду прыгучей белой лепешки, скосил глаза в сторону, взгляд у него сделался совсем тусклым – что-то произошло или происходит, может быть, даже в эти минуты происходит, а он этого не знает, только чувствует… А ведь, вполне возможно, от того, что происходит, будет зависеть и его судьба. Все в мире взаимосвязано, один обрывок веревки обязательно бывает соединен с другим таким же обрывком – и если нигде нет узла, отсутствует соединение, то это все… – Кхе-кхе-кхе, – снова невольно закашлялся Зверев.