Неоконченное путешествие - Перси Харрисон Фосетт

британского вице-консульства, и парадным строем прошествовали по улицам, распевая патриотические песни. Многие из них покинули город, чтобы уехать в Европу на фронт, но, добравшись до побережья, узнали, что немецкие суда не могут забрать их с собой, так как их попросту нет. Мы тоже стремились поскорее вернуться на родину и принять посильное участие в войне, но восемь дней ушло на то, чтобы достать животных, и еще десять дней потребовалось, чтобы добраться до Кочабамбы.

В Кочабамбе мы снова встретили барона Норденшельда, он был крайне удивлен тем, что мы вернулись. Индейцы племени уари, у которых он побывал, также рассказывали ему о волосатых каннибалах, живущих где-то на северо-востоке; однако дикари не умеют правильно судить о расстояниях, их рассказы часто создают впечатление соседства там, где его на самом деле нет.

Мы миновали Ла-Пас, пересекли озеро Титикака и, прибыв на побережье, еще увидели, как злополучная эскадра адмирала Кредока отплывала навстречу своей судьбе. После ее гибели англичанам приходилось туго в портах Тихоокеанского побережья, особенно в Чили, где германское влияние было наиболее сильным. Правда, потом все изменилось, когда события приняли иной оборот в связи с битвой у Фолклендских островов. Но пока что шел неблагоприятный для нас период войны. На пути домой мы застали Нью-Йорк погруженным во тьму, так как германские подводные лодки уже действовали в американских водах.

В начале января 1915 года мы были поглощены одной из великих будущих армий.

Глава семнадцатая

Парадный ход

Неспроста говорится: «Посмотри Рио, прежде чем умрешь». Я не знаю другого места, которое могло бы сравниться с Рио-де-Жанейро, и лелею надежду когда-нибудь поселиться здесь, если счастье мне улыбнется. Это будет возможно при условии, если мои исследовательские труды окупятся материально. Тогда на склонах гор, возвышающихся над этой великолепной бухтой, мы построим дом, рассеянная по всему свету семья сможет собираться здесь каждое Рождество, и мы с женой кончим свои дни в одном из самых чудесных мест, какие только есть на земле. Мне нравятся здешние люди, и, если моя мечта осуществится, я буду рад, если они примут меня в свою среду. Сейчас я работаю в их стране, и ничто не доставило бы мне большего удовлетворения, чем возможность провести остаток моей жизни на службе Бразилии.

Мои исследования вызвали в Англии некоторый интерес, но финансовой помощи не последовало. Возможно, для твердолобых консерваторов цель моей работы представлялась слишком романтической: куда спокойнее было играть наверняка и поддерживать экспедиции на Эверест или в добрую старую Антарктиду. Я не виню их. Нелегко поверить в подлинность той истории, о которой вы прочли в начальной главе этой книги. Но это еще не все! Есть вещи более странные, о которых я не говорил. В свое время ученые с пренебрежением относились к идее существования Америки, а позднее — Геркуланума, Помпеи и Трои. Мне могут возразить, что в результате великих открытий неверующие были посрамлены, и это говорит в мою пользу. Как медалиста Королевского географического общества меня почтительно выслушивали пожилые джентльмены, археологи и музейные эксперты в Лондоне, но заставить их поверить хоть в частицу того, что я доподлинно знал, было решительно не в моих силах.

Из войны я вынес убеждение в том, что как мировая держава Британия находится на ущербе и Европу мне следует избегать. Надо полагать, тысячи людей утратили подобные иллюзии за эти четыре года, прожитые в грязи и крови. Таково неизбежное следствие войны для всех, за исключением тех немногих, кто нажился на ней. Что касается меня лично, я многое потерял; война оборвала нити моих новых начинаний, и подхватить эти нити представлялось весьма трудным. Меня уволили из армии, великодушно назначив пенсию в 150 фунтов в год. Между тем у меня ушло вдвое больше, чтобы вернуться на родину с Костином и Мэнли, а обратный путь заберет все деньги, которые я смогу наскрести, предварительно обеспечив семью.

Костин, который был со мной некоторое время на войне, дослужился до чина лейтенанта артиллерии, женился и уже больше не мог отдавать себя дальнейшей исследовательской работе в Южной Америке. Мэнли уцелел на войне, но вскоре умер от сердечного приступа.

Из-под нависших туч послевоенной депрессии я обращал свой взор на обе Америки и видел в них единственную надежду нашей цивилизации. Северная Америка уже заняла ведущее положение среди западных стран; однако все мое внимание было сосредоточено на латиноамериканских республиках, развитие которых только начиналось. Любой ценой нам надо покинуть Англию, размышлял я, дать детям возможность вырасти в мужественной атмосфере Нового Света. Они были еще в школьном возрасте, мой старший сын уже заканчивал школу, но это было не единственное образование, в котором они нуждались. Решение уехать было принято, корни обрублены. Наш дом в Ситоне, куда мы переехали из Аплайма, мы арендовали, так что продавать нам почти ничего не пришлось. Забрав всю движимость, жена и дети отправились на Ямайку, а я — в Бразилию.

Когда президент Бразилии доктор Пессоа приехал с визитом в Лондон, он любезно принял меня и с интересом выслушал все, что я хотел ему сказать. Позже я узнал, что бразильское правительство в то время не имело возможности субсидировать какие-либо исследовательские работы, но причиной тому было отнюдь не безразличие. Бразилии угрожал финансовый кризис, и все несущественные расходы сокращались до минимума. Возможно, думалось мне, я добьюсь большего успеха в Рио, войдя в непосредственный контакт с министрами, занимающимися внутренними делами страны. Несомненно, на месте у меня будет больше шансов на удачу.

Я прибыл в Рио-де-Жанейро в феврале 1920 года. Обмен фунтов стерлингов на мильрейсы оказался для меня очень невыгодным: я получил немногим больше двенадцати мильрейсов за фунт; позже, когда я был вынужден проделать обратную операцию перед тем как вернуться в Англию, мне пришлось платить сорок мильрейсов за фунт.

Жизнь в Рио была дорогой, особенно потому, что приходилось останавливаться в отелях. Я испытывал постоянное чувство тревоги: что будет, если мои усилия собрать средства для экспедиции пойдут прахом? Сперва я остановился в отеле «Интернационал», вверх по улице Сильвестра; однако здесь жило много немцев, и я переехал, хотя и не без сожаления. Несомненно, это предрассудок, но война еще вспоминалась как трагедия недавнего прошлого — рана далеко не зарубцевалась, — и я еще не мог относиться к немцам без предубеждения. Тот факт, что перед войной я общался и дружил со многими немцами, был забыт или скорее затмился иллюзией патриотизма, как