Сиротка для дракона. Боевой факультет - Наталья Шнейдер

Были в расписании и такие простые для большинства студентов предметы, как верховая езда и фехтование. Для большинства, но не для меня. Зак с Зеном, впрочем, тоже ругались, когда про себя, а когда вслух вопрошая небеса, зачем учиться танцам с зубочисткой-переростком, если можно просто взять дубину и отходить обидчика как следует.

После лекций и практики, перед отработкой, я ловила каждую минуту, чтобы позаниматься, потому что мои вечера по-прежнему занимал Рик. Иногда он оказывался рядом со мной и в библиотеке, но обычно мы виделись только в столовой и по вечерам, на неизменном танцевальном уроке, от которого я не отказалась бы ни за что на свете. Вальс сменила кадриль — совсем не такая, к какой я привыкла, и переучивать фигуры было куда сложнее, чем усваивать их с нуля. Мы начали разбирать маривский танец, но почти сразу стало ясно, что с ним я не справлюсь — по крайней мере сейчас. Зато «шаги» и галоп, как и предрекал Родерик, оказались простыми.

Каждый раз я возвращалась домой с колотящимся сердцем, встрепанными волосами и губами, горящими от поцелуев. Оливия старательно делала вид, что не замечает этого, а может быть, и вправду не замечала. Все вечера она проводила, стоя над своей конторкой, усердно зубря.

— Это невыносимо, — пожаловалась как-то она. — Я привыкла понимать, а не учить, но анатомию невозможно понять, ее надо только затвердить, как попугаю!

Я могла ей только посочувствовать, потому что и у меня хватало предметов, которые невозможно было понять — только затвердить, вколотить в память тела, в «наработанные нейронные связи», как выразился однажды Родерик. Он обещал мне, что после танцев — после вечера посвящения — мы займемся фехтованием, но, признаться, танцевать мне нравилось больше, чем перспектива тыкать друг в друга затупленными железками.

На следующий день после происшествия в сушильне я обнаружила в нашей комнате Корделию, мило беседующую с моей соседкой. Я не стала ничего говорить — в конце концов, Оливия с ней не ссорилась, она не обязана рвать общение с людьми, которые мне неприятны.

Вежливо поздоровавшись, как и полагается хозяйке, я собиралась попросить у Оливии артефакт с куполом тишины и темноты, чтобы, отгородившись ото всех, еще немного позаниматься перед сном, но Корделия меня опередила.

— Я пришла мириться. — Она обворожительно улыбнулась. — Я думала, ты просто обычная охотница на знатных парней, а ты нормальная. Если бы ты не вынула Джейн из петли, мы с Беатрис могли бы и не успеть.

Вот, значит, как звали вторую. Беатрис. Хотя да, госпожа Агнес же называла ее по имени — а я вспомнила об этом только сейчас…

— Мир? — Корделия снова улыбнулась.

Я заколебалась. Оставлять за спиной врага не хотелось. И у меня не было доказательств, что это она испортила мое белье. Может, и в самом деле Бенедикт, как считала Дейзи. Растерянно глянула на Оливию — вдруг она подскажет, что делать, даром что я прекрасно понимала: решать нужно самой. Лицо соседки осталось непроницаемым.

— Простите, что вмешиваюсь, но раз уж этот разговор вы завели при мне — кто испортил белье Лианор? — спросила вдруг она.

— Мне очень стыдно, — потупилась Корделия. — Я виновата. Но у меня есть отрез хорошего ситца, как раз на две рубахи, и лента кружевного шитья.

— Вряд ли у Лианор будет время шить, — снова вмешалась Оливия прежде, чем я успела рот раскрыть.

— Ты не дала мне договорить, — сказала Корделия. — Я сейчас сбегаю за корзинкой с рукоделием, снимем мерки, и я сошью. Даже если уже есть замена испорченному, лишними не будут. Родерик жаловался, что приходится переодеваться по три раза на дню: то физподготовка, то полоса препятствий…

Я скрипнула зубами при упоминании Родерика, но Корделия переводила взгляд с меня на Оливию с таким невинным лицом, что я устыдилась. Вечно я во всем вижу подвох!

— А у тебя будет время шить? Я не успеваю голову от учебников поднять, — не унималась Оливия.

— Я на последнем курсе. Уже ничего нового, только систематизируем уже изученное.

На лице Оливии промелькнуло что-то вроде зависти.

— И практика, конечно, — продолжала Корделия. — Снова повернулась ко мне. — Лианор, мне в самом деле очень хочется уладить дело миром. Я вела себя не лучшим образом и сейчас хотела бы это исправить. Ты не против?

— Мир, — согласилась я, мысленно обзывая себя подозрительной злючкой.

В конце концов, что-то ведь Родерик в ней находил, может, не так уж она и плоха? Не каждая придет мириться первой.

— Тогда я сейчас вернусь. — Корделия подхватилась со стула и вдруг остановилась в дверях. — Оливия, у меня лежит коробка со скелетом. Могу одолжить до конца года.

Я невольно бросила взгляд на конторку, где лежал раскрытым здоровенный том. На всю страницу была нарисована кость, которую, окажись она настоящей, наверное, можно было бы использовать как дубинку. От нарисованной кости во все стороны отходили тонкие линии с подписями. Я попыталась вчитаться и тут же бросила это дело.

— И череп разбирается, — добавила Корделия. — До последней косточки.

— Если он тебе в самом деле не нужен, то буду очень признательна, — сказала Оливия.

— Только место занимает. — Корделия выпорхнула из комнаты.

Мы с Оливией переглянулись. Мы не особо сблизились за десяток дней. Не было времени. Она все вечера проводила над учебниками и конспектами, а я — то на отработке, то с Риком. Поэтому я удержала рвущееся с языка «надеюсь, я об этом не пожалею».

Оливия едва заметно улыбнулась.

— Я плохо знакома с баронессой Вудруф, но о ней отзываются как о барышне доброй, хоть и взбалмошной. Если ты спрашиваешь моего мнения… — Она выдержала паузу, пока я не кивнула. — Возможно, она успела пожалеть о том, что натворила.

— Спасибо, — кивнула я.

В конце концов, разве я сама порой сгоряча не делала того, о чем потом жалела? А помириться не означает стать близкими подругами.

— Но довольно забавно ощущать себя предметом, — продолжала Оливия.

— То есть? — не поняла я.

— Что Корделия со скелетом, что тот молодой человек с артефактами, которого ты от меня скрываешь…

Не