Свет мой зеркальце, скажи… - Екатерина Риз

— Я экономист, — ответила я машинально. И тут же почувствовала, как Рома меня осторожно толкает. Опомнилась, осторожно поставила бокал с вином на стол. Посмотрела на Галину Николаевну, которая, без сомнения, и удивилась, и насторожилась. Мне пришлось выкручиваться. — Я училась на экономиста. Собиралась работать в банковской сфере, но… как-то не сложилось.

— Я видела в городе щит с вашим лицом, — вспомнила неопрятная женщина, которая весь ужин, как и Ромочка у меня, молча ела.

Я неловко улыбнулась.

— Правда? Я думала, их не так много.

— Липа решила оставить работу модели, — оповестил всех Роман Евгеньевич.

— Серьёзно? — прокряхтел Марк Бернардович. — И чем она займётся? Книжки писать будет?

— Мной она займётся. — Рома положил руку на моё плечо, мне улыбнулся. — Да, милая?

Я кивнула. Галина Николаевна на мужа посмотрела, после чего сдержанно проговорила:

— Интересно, чем этот эксперимент закончится.

Роман Евгеньевич довольно рассмеялся.

— Надеюсь, что парой ребятишек, бабушка.

Я стукнула его по коленке, чтобы никто не видел, а своё смущение запила вином. Кажется, я это сделала зря, Галина Николаевна хмуро наблюдала за тем, как я пью. Лучше бы я перепёлку доела, но подумала об этом я слишком поздно.

После ужина все перебрались обратно в гостиную, туда принесли кофе, ликёр и мороженое.

Пить я больше не хотела, и, наверное, никогда больше не буду, каждый раз стану вспоминать взгляд Роминой бабушки в упор. Она окончательно поставила на мне крест. Явилась с голой спиной, имеет сомнительную профессию и пьёт вино, как воду. Вот как жить?

Чтобы как-то скрасить свою неудачу, я съела мороженое, посидела у Ромочки под боком, слушая, как он разговаривает с дедом. Вот надо сказать, что Павел Романович не рассуждал о нашем с ним браке, не раздумывал, подходящую ли жену себе выбрал его внук, да и говорил он с энтузиазмом в основном на отстранённые темы, оставив заботу о семье, по всей видимости, жене. Но в какой-то момент я мужчин оставила, поднялась, прошлась по гостиной, приглядываясь к картинам и без сомнения старинным фарфоровым и бронзовым статуэткам.

Потом к роялю подошла. У нас дома всегда было пианино, для рояля в стандартной двухкомнатной квартире места, конечно же, не было. Но в музыкальной школе я играла на рояле, но как же давно это было! А после смерти бабушки я и за пианино дома не садилась, не могла себя пересилить. Мне казалось неуместным играть для самой себя, в пустой квартире. А сейчас провела пальцами по клавишам, и у меня неожиданно вырвался вздох.

— Мальчик, твоя жена играет? — Марк Бернардович наблюдал за мной, а вопрос задал почему-то Роме. Я голову повернула. Ромка выглядел растерянным, на меня смотрел, и я ответила за него:

— Играю, Марк Бернардович. Но очень давно не садилась за рояль. Со времён музыкальной школы.

— Вы не устаёте нас удивлять, — проговорила Галина Николаевна, многозначительно поглядывая на внука. — Вы закончили музыкальную школу?

— Бабушка преподавала в музыкальной школе, всю жизнь. Странно было бы мне не закончить музыкалку. — Я на Гровера оглянулась. — Можно?

Тот милостиво кивнул, и я присела на табурет. Пальцы заскользили по клавишам, я осваивалась, вспоминала. Затем начала играть, любимый бабушкин вальс. Несколько минут полузабытья, я даже о Роме в это время позабыла, и о людях, что за мной наблюдали. Даже не думала, что меня это настолько встревожит, я играла, а думала только об одном: больше двух лет я этого не делала. Как так получилось? Я играла всю жизнь… кажется. Бабушка играла, потом меня научила, я росла на этой музыке. А последние два года старательно её избегала, чтобы не вспоминать, не задумываться.

Когда прозвучали последние ноты, мои пальцы замерли, и я сама замерла. А затем руки отдёрнула, испугавшись, и даже крышку закрыла. Не хотела больше касаться клавиш. Роман Евгеньевич подошёл и присел передо мной на корточки. Я, наконец, смогла сглотнуть.

— Липа. Всё хорошо?

— Я не плачу, Рома, — тихо сказала я.

— Я тебя люблю, — также тихо проговорил он.

Я снова положила руку на крышку рояля, а мужу улыбнулась.

— Это же надо было так, — расстраивалась я на следующее утро. — Я разревелась, как дура.

— Во-первых, не разревелась, — заспорил Рома, наблюдая за мной. — Всего лишь глаза были на мокром месте.

— Настолько, что пришлось подправлять макияж!

Ромка зарычал в бессилии, но когда мы с ним взглядами встретились, он улыбался.

Натуральный притворщик и довольно неплохой актёр. Меня это беспокоит.

— Липа, перестань переживать из-за пустяков.

— Это не пустяки. Твоя бабушка наверняка решила, что я истеричка. — Я остановилась перед кроватью, на Ромку посмотрела и откровенно ахнула. — А что подумал твой дед?

Ромка, гад, засмеялся. Я стукнула его по ноге думкой.

— Хватит смеяться надо мной! Твои родственники решат, что ты женился на психопатке!

— Лучше на психопатке, чем на шлюхе. Это хотя бы лечится.

Тут я ахать и ужасаться не стала, лишь на полном серьёзе поинтересовалась:

— Рома, ты дурак?

Он руками развёл.

— Что? Так обстоятельства складываются, детка.

Я на кровать присела, повернувшись к нему спиной, и для самой себя проговорила:

— Во что я ввязалась?

Роман Евгеньевич ко мне ближе подобрался, обнял меня и поцеловал в щёку. Ласковым шёпотом попросил:

— Липа, не расстраивайся. Всё хорошо. Ты им понравишься. Уже понравилась.

— Глупости, — оборвала я его. — Не могла я им понравиться. Я вела себя странно.

— Это как раз признак нормальности.

Я по руке его стукнула.

— А всё ты виноват!

— Я?

— Конечно. Почему ты не сказал мне, что на ужине будут твои бабушка и дедушка? Я бы подготовилась. Хотя бы, платье надела… подобающее.

— Это какое? Шерстяное?

Я окончательно поняла:

— Ты ничего не понимаешь.

— Да? Ну и ладно. Возвращайся в постель.

— Одиннадцать утра, — напомнила я ему. — Какая постель? Вставай, я приготовлю тебе нормальный завтрак.

Проснулись мы в восемь, и до одиннадцати Роман Евгеньевич уже дважды делал вылазки на кухню за бутербродами. Он бы ещё несколько часов так продержался, но валяться до обеда, пусть и в субботу, в мои планы не входило. Поэтому я ещё раз его поторопила:

— Вставай. Ты обещал мне прогулку.

Я поднялась, а вот Ромка на подушки рухнул.