Тамбовский волк - Виктор Юнак

Телеграфируйте о Вашем распоряжении".

15 октября Ленин в ответ на телеграмму Шлихтера отправляет Склянскому записку: "Дайте РВСР поручение или, вернее, точный приказ добиться быстрой и полной ликвидации. О принятых мерах мне сообщить.

Председатель Совета Обороны Ленин".

В тот же день главнокомандующий войсками Республики Сергей Каменев отдал приказ командующему войсками ВНУС республики Корневу о принятии решительных мер по ликвидации антоновщины: "Предсовнаркома т. Ленин приказал в кратчайший срок ликвидировать бандитизм в Тамбовской, Воронежской и Саратовской губерниях, согласно телеграмме предгубисполкома т. Шлихтера № 13434 от 12 октября... Приказываю для ликвидации бандитизма в указанном районе принять самые крайние меры и срочно донести о принятых уже мерах и о тех, кои предложено предпринять".

Василий Степанович Корнев, в свою очередь, 19 октября направляет свой приказ тамбовскому командованию: "Товарищ Ленин вновь приказал подавить восстание скорейшим и примерным образом... Послать в данный момент подкреплений не представляется возможным. Посему используйте крайние меры для получения ресурсов из своей же губернии. Используйте весь имеющийся конский состав как военных учреждений, так и гражданских, равно отобранный у Антонова, а в необходимых случаях крестьянские средства для образования ездящей пехоты. Результаты вашей работы ожидаю в ближайшие дни".

Однако, в жизни всё оказывалось не так просто, как это представляли, сообразно письменным телеграммам и запискам, в Кремле. Против советской власти поднялись не единичные "бандиты" — поднялась крестьянская сила.

К середине ноября 1920 года, по данным архивов ВЧК, Александр Антонов практически полностью занял три уезда Тамбовской губернии. Причём, в тех же архивах приводится и цифра добровольно перешедших на сторону Антонова крестьян. Данные, сами по себе, весьма интересные и стоят того, чтобы их привести.

Итак, в Тамбовском уезде к означенному периоду антоновцами были заняты следующие сёла: Каменка (число крестьян, добровольно вступивших в Народную Армию, составило 5 процентов от общего числа жителей), Афанасьевка (30 процентов жителей), Александровка (25 процентов), Степановка (5 процентов), Хитрово (40 процентов), Протасово (10 процентов), Волхонщино (3 процента), Верхоценье (40 процентов), Понзари (40 процентов), Осиново-Лазовое (2 процента), Пановы-кусты (25 процентов), Павлодарово (40 процентов), Перикса-Гавриловка (0,5 процента), Княже-Богородское (1 процент), Коптево (3 процента). Причём, интересна и другая статистика: из общего числа мужиков в этих сёлах кулаки составляли всего 35 процентов, бедняки — 25, середняки, соответственно, 40 процентов.

В Борисоглебском уезде были заняты сёла: Туголуково (50 процентов добровольно перешло на сторону Антонова), Пустовалово (60 процентов), Репное (25 процентов), Моисеевская-Алабушка (1 процент), Подгорное (1 процент), Чикаревка (30 процентов), Отхожее (3 процента), Семёновка (3 процента), Берёзовка (1 процент). Процентное соотношение крестьянских слоёв в этих сёлах: кулаков — 50, бедняков — 20, середняков — 30.

В Кирсановском уезде установлена власть Антонова в сёлах: Инжавино (1 процент добровольцев), Трескино (30 процентов), Курдюки (25 процентов), Калугино (50 процентов), Богословское (50 процентов), Озерки (40 процентов), Лукино (20 процентов), Перевоз (3 процента), Чернавка (3 процента), Богданово (3 процента), Ржакса (3 процента), Паревка (30 процентов), Рамза (30 процентов). Здесь проживало 35 процентов кулаков, 25 — бедняков и 40 процентов середняков.

Чтобы окончательно закрыть вопрос о "бандитах-антоновцах", как их называли вожди большевизма, отметим, что из всей этой перечисленной массы добровольцев кулаки составляли всего 50 процентов. Мне кажется, лучшей характеристики того, что восстание Антонова являлось настоящей крестьянской войной, а не мятежом кучки (хороша кучка в десятки тысяч человек!) недовольных советской властью кулацко-эсеровских бандитов, и не может быть.

Коммунисты стали работать активнее. Одна за другой проводились уездные партийные и беспартийные конференции, выпускавшие по итогам этих конференций воззвания к трудовому крестьянству. Состоялась и губернская конференция. Она пришлась для коммунистов весьма кстати именно в тот момент, когда многотысячная армия Антонова, пожалуй, впервые с начала активных действий столкнулась с нехваткой зерна и других продуктов питания: грабившиеся ими до этого колхозы и совхозы были уже попросту обобраны, пришлось реквизировать запасы отдельных крестьянских хозяйств.

Тем не менее, Антонов готовил нападения на Тамбов, Кирсанов и Рассказово. Наиболее успешной была атака на Рассказово, пожалуй, самое слабое звено на Тамбовщине: там рабочие начали общую забастовку против властей из-за регулярного недополучения продовольственного пайка. Естественно, Антонову и не составило большого труда ворваться в этот городок, пополнив запасы ценного имущества и боеприпасов. Этот факт стал известен Ленину. В записке Дзержинскому он назвал это "верхом безобразия" и предложил "прозевавших это чекистов (и губисполкомщиков) Тамбовской губернии примерно наказать, послать туда архиэнергичных людей тотчас... дать по телеграфу нагоняй и инструкции".

Многие сельские учителя и фельдшеры переходили на сторону мятежников. И даже возглавляли сельские штабы, превращавшиеся затем в комитеты СТК.

Тридцать-сорок всадников врывалось в очередное село, собирали крестьянский сход, на котором и решались поставленные задачи, объединённые единым лозунгом: "Мы, антоновцы, теперь власть!". Выходили из подполья антоновские агенты и принимали на сходе резолюцию: "Долой вампиров-коммунистов! Долой Советы! Да здравствует Учредительное собрание! Все в ряды партизанской армии Антонова!".

Под всеобщее молчание принималась эта резолюция. Но мужики не расходились, ждали, что же будет дальше.

— Первым долгом нужно собрать всех коммунистов, советчиков, милиционеров, агентов разных и прочих кровопивцев, а там видно будет. Понятно всем?

Чего ж такое не понять. Мужики согласно кивали. А дальше было уже не для всех.

— Ну, расходись, мужики, а штаб останься.

Толпа расходилась, но не везде одинаково. Где молчком, где с одобрением, а где и с вопросами:

— Что, бишь, такое? Это что ж получается: коммунистов теперича не будет?

— Нам-то, пожалуй, всё равно. Кто бы ни был, хоть чёрт, лишь бы не трогали.

— Нет, старики, нам не сдобровать через эту шпану, — осмелился им возразить двадцатилетний парень, о котором в деревне знали, что это комисованный с фронта по болезни красноармеец.

Мужики оглянулись вокруг, нет ли рядом глаз и ушей антоновских: тогда ведь и им не сдобровать. Однако красноармейцу было всё равно. Он продолжал гнуть своё, но уже ни к кому не обращаясь:

— Видно, отсюдова нужно удирать подобру-поздорову, а то придётся с вами вместе расплачиваться перед своими же товарищами.

Мужики же решили, пока не поздно, разойтись по своим домам:

— А ну, как в штаб этот донесут, пропадёшь не за понюх табаку.