Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов - Алексеев

найдется кто-нибудь, кто поспать любит больше, чем что-либо другое.

Пока мальчик Ваня Сидоров спал, ребята, стараясь не обнаружить себя, прокрались вслед за дедушкой к палисаднику и затаили дыхание.

Дальше события разворачивались следующим образом. Дежурный по лагерю, совершая обход, вздумал заглянуть в избу, где располагался влюбленный отряд, или отряд влюбленных — называйте как хотите. Не найдя там никого, кроме Вани Сидорова, он растолкал мальчика и грозно осведомился о причине отсутствия остальных.

Бывают такие сони, которые умудряются спать как бы в двух измерениях. То есть они видят сны, но и связи с внешним миром не теряют. Прекрасно улавливая все, что происходит наяву. К ним относился и Ваня. Он знал, куда направился отряд, но и под пыткой не выдал бы товарищей.

Едва шаги дежурного удалились и затихли где-то в глубине ночи, Ваня Сидоров выскочил из избы с криком: «Полундра, пацаны! Нас зашухерили!» Верней, это был не крик, а нечто среднее между криком и театральным шепотом. Впрочем, дело не в характере звука, а в том, что он достиг слуха Дины. Треск ветвей, топот множества ребячьих ног — и она все поняла.

С той ночи Дина лишила отряд своей улыбки, не говоря уже о чтении вслух перед отбоем. И голос ее приобрел обиженные, укоризненные нотки. Отряд сник. Отряд впал в отчаяние. Отряд не находил себе места…

— Где мои очки? — вдруг спрашивает дедушка.

— Да вот они, под газетой. И что же, вы не помирились?

— Помирились, — говорит дедушка. — Помирила нас одна девочка, Тамара Гришаева. Она обычно исполняла все мужские роли в эстрадных скетчах, чем сильно выручала пионерскую художественную самодеятельность. Это, казалось бы, скромное обстоятельство сослужило хорошую службу. Постоянно исполняя мужские роли, Тамара Гришаева настолько глубоко проникла в психологию противоположного пола, что ей не составило труда оправдать в глазах Дины поведение мальчишек.

— Только и всего?

— Да нет, тут еще одно… — говорит дедушка. — Я думаю, что Дина нас любила. Любила по-настоящему. Разве этого мало, чтобы простить обиду?

Дедушка углубляется в газету и замолкает.

Футбол

Часы свои пузатые будильники и ходики с гирьками — Дубровка сверяла с заводскими гудками. Нормальный дубровский мальчишка мог быть нетверд в таблице умножения, но он никогда бы не спутал гудок завода «Динамо» с гудком ЗиСа или, скажем, эти два гудка с гудками Паростроя, Клейтука или Велозавода. Нормальный дубровский мальчишка болел за «Пролетарскую кузницу» и ни за какую другую футбольную команду.

На футбол отправлялись ранним утром, с первыми рассветными лучами, чтобы успеть прийти к самому началу матча. Шли пешком: во-первых, из экономии, во-вторых, потому что не у каждого дубровского мальчишки водились деньги на трамвай. Идти нужно было не близко — аж до самого Крымского моста: там, напротив входа в Центральный парк культуры и отдыха зеленели травяные поля стадиона.

Шли шумной ватагой, останавливались возле домов, задирали головы, вызывая свистом друзей. Хлопали рамы окон, хлопали двери подъездов, ватага пополнялась и двигалась дальше. И посреди нее, с чувством воодушевления, ощущая плечами плечи товарищей, шагал дедушка. В кармане — бутерброд, в голове — вопрос, кто выиграет: «Пролетарская кузница» у «Промкооперации» или «Промкооперация» у «Пролетарской кузницы»? И еще одна забота — дыра. Откроем секрет: нормальный дубровский мальчишка попадал на стадион через дыру. Извиним и поймем его. Если уж у него на трамвайный билет денег не набиралось, на входной билет — тем более.

Дыра готовилась с вечера, накануне матча. Разводились две доски и аккуратно ставились на место: для маскировки, значит. И дыра ждала своего часа. В день футбола возле нее собиралась безбилетная публика в возрасте примерно от восьми до четырнадцати лет.

Протечка в заборе образовывалась внезапно, как образуется пробоина в борту корабля. Сравнение тем более справедливое, что мелюзга вливалась в нее со стремительностью океанской волны. Надо отдать должное администрации стадиона: она не зевала в такие моменты, а действовала оперативно и самоотверженно, не хуже команды какого-нибудь брига или фрегата в чрезвычайных обстоятельствах. Но все же кое-кто из безбилетников успевал просочиться и смешаться с добропорядочным большинством.

Мне хочется подарить дедушке счастливый день. Пусть ему повезет сегодня и желания его полностью сбудутся. Он благополучно попадет на стадион, и «Пролетарская кузница» одолеет «Промкооперацию». И пусть этот день завершится футболом во дворе и дедушка забьет свой персональный гол, гол в ворота Знаменитого Вратаря. Будущего Знаменитого Вратаря, если уж быть совсем точным, а тогда длинного худого мальчишки, правда уже и во времена, о которых речь, обладавшего удивительной прыгучестью. И пусть завидуют дедушке лучшие форварды мира. В сущности, разве меняет дело то обстоятельство, что им пришлось штурмовать ворота Знаменитого Вратаря, прозванного также «Барсом» нашими зарубежными соперниками, лет на пятнадцать позже описываемого счастливого дня? Не повезло иноземным форвардам: не росли они на Дубровке! Гол же есть гол, когда бы он ни был забит.

Дедушка хранит верность «Пролетарской кузнице» и до сих пор. Только зовется она сейчас «Торпедо». И на этом — точка.

Железная дорога

Когда дедушка был маленьким, его родители развелись, поровну поделив между собой двоих детей, сына и дочь. Дедушка достался отцу.

Ближайшим следствием этого раздела явилось то, что дедушка оказался в городе Донецке, куда отца пригласили на работу.

Невидимый стрелочник, которого иногда величают Судьбой, перевел поезд на другой путь.

Жизнь и впрямь представлялась порой пересечением множества рельсов, и желание поскорее разобраться, куда какие из них тянутся, возможно, и привело дедушку в городской Дворец пионеров, в кружок юных железнодорожников. Хотелось самому водить составы, а не ждать, пока тебя повезут в нужном направлении. Пусть до срока это будет детская железная дорога: ничего, дойдет дело и до настоящей, взрослой.

Детская железная дорога!.. Оказалось, что она существует только в горячих головах энтузиастов. Ее еще предстояло построить, детскую железную дорогу. Выходило, что дедушка записался не в кружок юных железнодорожников, а в кружок юных строителей железных дорог, что, согласитесь, не совсем одно и то же.

Что ж, назвался груздем — полезай в кузов!

Строили железную дорогу год, и дедушка строил ее наравне со всеми. Она протянулась на два километра от парка культуры до станка (так на юге называют пруд). И наступил день, когда мимо шахтерских домиков застучала пара зеленых вагончиков во главе с ярко-красным локомотивом. В нем нетрудно было узнать старый, списанный бельгийский трамвай, отозванный с заслуженного отдыха, подлеченный и переоборудованный.

Кто же сидел в кабине машиниста? Нет, не дедушка — сидел какой-то другой мальчик. Дедушке досталась руководящая роль: он