За пять минут до ядерной полуночи - Александр Витковский

– …Случайные прохожие вызвали «скорую», но в больнице он умер. Подтверждающие медицинские документы подготовлены, – продолжал Юрий Алексеевич озвучивать легенду, которую оперработникам пришлось срочно придумать и в спешном порядке реализовать в связи с неожиданным самоубийством шпиона. – Оттуда же, из больницы, и его родным домой позвонили. По-моему, жена не очень сильно и расстроилась от этой новости. Ребенок пока ничего не знает.

– До его коллег по работе тоже такую же информацию довели?

– Да. Все звонки шли от имени реального врача. Сейчас тело Коржавцева в морге, а в «Военвнешторге» заняты организацией его похорон. Погребение будет торжественным, с оркестром. Никому и в голову не придет, что хоронят шпиона…

– Имейте в виду, излишние ажиотаж и пафос абсолютно неуместны. В общем, жил грешно и умер спешно. – Переставив ударение и заменив всего одну букву в последнем слове, Гарушкин переиначил известное изречение русского поэта XVIII века Ивана Баркова, который, как гласит историческая молва, за несколько дней до смерти сам себе сочинил эту эпитафию и… по пьяни утонул в клозете.

«Вот еще одна превратность работы в разведке, – невеселая мысль посетила Николая Константиновича, несколько успокоившегося от негодования и досады. – Многие разведчики, и особенно нелегалы, десятки лет успешно отработали за границей и никогда не были разоблачены спецслужбами противника, так и оставшись безвестными героями. Даже наградные документы им готовили на подставные имена. А всеобщую славу, уважение и почет – конечно, заслуженно – получали те, кто был раскрыт и героически погиб, как Рихард Зорге, либо сумел вернуться на родину, как Конон Молодый или Рудольф Абель. Абсолютное же большинство нераскрытых сотрудников отечественных спецслужб, высочайших профессионалов, на всю жизнь так и остались инкогнито – людьми тайного закулисья работы спецслужб, имена которых до сих пор хранятся в архивах под грифом «Совершенно секретно» и никогда не будут преданы гласности… А тут предателя с такой помпой хоронят, с цветами и оркестром. Хорошо хоть без почетного воинского караула и оружейного салюта. И предателем его назвать может только суд, но кто же будет судить покойника? Вот такой парадокс конспирации…»

– От французов никакой утечки сведений не будет? – вновь поинтересовался генерал у контрразведчиков. – Они, конечно, могут что-то заподозрить и попытаться узнать, в чем была истинная причина смерти Коржавцева, ведь агентом для французских спецслужб он, судя по всему, был очень ценным. Не исключено, что даже и по каким-нибудь официальным каналам могут какой-нибудь запрос сделать, но сомневаюсь, что стоит затевать с ними переговоры на эту тему.

– Вряд ли они будут поднимать этот вопрос. Публичный шпионский скандал абсолютно не в их интересах. К тому же мы поставили условную метку на колонне у станции метро «Кропоткинская» об успешном изъятии Коржавцевым тайника. Уже на следующее утро наша служба наружного наблюдения отметила появление в том районе сотрудника посольства Франции. Совершенно точно, он отфиксировал этот знак. Так что у них нет никаких реальных поводов и причин связывать смерть Коржавцева с тайниковой операцией.

– А контрнаблюдения за выемкой тайника они не вели?

– Мы не выявили ничего подозрительного.

– Ну, о смерти своего конфидента они узнают очень скоро, может быть, уже знают, а дальше – пусть думают, что хотят, любые версии строят… Единственное, чего они могут опасаться, так это того, что в больнице при осмотре вещей Коржавцева контейнер с секретной запиской могли обнаружить врачи.

– Французская разведка предусмотрела, что закладка случайно могла оказаться в чужих руках, и записку изготовили с эффектом самоликвидации. Даже после погружения в сахарный сироп она вскоре просто растворилась, растаяла. В сухом виде ее не то чтобы прочесть, даже развернуть было невозможно – она бы рассыпалась в пыль без всяких шансов на восстановление. Так что в этом смысле французы, я уверен, чувствуют себя спокойно и в полной безопасности, – Юрий Алексеевич Гужевой, который посекундно помнил опрос задержанного шпиона и уже несколько раз успел внимательно посмотреть сделанную тогда видеозапись, был абсолютно уверен в правоте своих слов и в профессионализме французской разведки тоже.

– Хорошо. Теперь так, в сухом остатке: что нам удалось узнать от Коржавцева?

– Всю информацию он передавал через связника – эту самую Женевьеву Дюваль.

– Как, каким образом? – Разведчику хотелось как можно больше знать о технологии шпионской работы этого предателя.

– Думаю, он встречался с ней во время своих зарубежных командировок – отчитывался о проделанной работе и получал новые задания. Между встречами добытую информацию отправлял по компьютеру с помощью шифратора через Интернет, – докладывал свои соображения генерал-контрразведчик. – В Москве получал задания при личных встречах с представителями разведки, но это в крайнем случае, а в основном – через тайниковые операции. Встреча с кадровым разведчиком в посольстве, судя по всему, была единственной.

– Нам удалось собрать кое-какие сведения о Женевьеве Дюваль, – в разговор вмешался Анатолий Сиддиков. – Она, действительно, работала журналисткой, готовила и публиковала в различных профильных изданиях очень серьезные статьи по международному военно-техническому сотрудничеству, в том числе и по России. О ней известно руководству «Военвнешторга», на международных оружейных выставках она практически всегда посещала экспозиции российских компаний.

– Именно через Дюваль этот крот передал информацию о поставке комплексов ПВО в Иран, а когда ее захватили исламские боевики, эти сведения стали известны и бандитам из ДАИШ.

«Значит, мы оказались правы по поводу того, кто захватил наш корабль с грузом С-300 для Ирана», – удовлетворенно отметил Гарушкин, а вслух сказал:

– Да-а, какую оперативную игру могли бы мы реализовать против французской разведки! Сколько интересной информации получить, сколько дезы им подсунуть… Жаль, что упустили такую возможность…

Гости из контрразведки вновь виновато опустили головы, приняв в свой адрес скрытый упрек генерала СВР.

– Ладно, коллеги, всем до свидания, а нам с Юрием Алексеевичем еще кое-что обсудить надо.

Когда за гостями закрылась дверь и генералы остались вдвоем, хозяин кабинета сел за свой рабочий стол, помолчал, словно обдумывая, с чего лучше начать, и приступил к главному.

– Юрий Алексеевич, ты в курсе всей операции кроме основного, завершающего этапа… – И разведчик проинформировал своего несколько изумленного коллегу из ФСБ о ракетном ударе по одному из ядерных центров Ирана, разработанном совместно с ЦРУ.

– Ну вот, теперь ты знаешь всю ситуацию от А до Я. И сейчас, на фоне санкций и резко обострившихся отношений между Россией и США, нам нужно придумать, как достойно выйти из этой ситуации, не потеряв лица ни перед Америкой, ни перед Ираном.

– Но это же политическое решение. Пусть руководители и думают, как эту кашу расхлебывать.

– А ты вспомни, как из Карибского кризиса выпутывались. Тогда всю черновую работу спецслужбы сделали. Хрущев и Кеннеди лишь последнюю точку поставили. Вот и наше с тобой начальство к руководству страны должно идти уже с детально проработанным предложением. А уж что там решат, одному Богу известно…