Царь Саул - Валентин Пронин

— Там некого спрашивать, — жёстко отчеканил широкий человек в плаще с куколем. — Твоя жена, дети и родители мертвы.

— Помогите! Напали разбойники! — завопил Яшуб, бросаясь к выходу. Но там стоял неизвестный в плаще. Он ударил Яшуба кулаком в лицо. Из носа Яшуба хлынула кровь.

— Говори, кто тебе дал отраву и серебро?

— Женщина, — захлёбываясь кровью, говорил кухарь. — Она сказала, что господин будет лучше спать и перестанет пророчествовать... что ему пора жить тихо и спокойно...

— Жирный баран... — скрипнув зубами, сказал Шуни. — Ты сразу согласился, когда увидел серебро... Продажная гадина... Смрадный пёс, сожравший прах своего отца...

— Она обещала золото, — всхлипывал Яшуб, заливаясь слезами и глотая кровь. — Я не знал, что господин умрёт... Зачем вы убили моих детей? Я их растил и кормил... Пощадите, не отбирайте жизнь... О, мои дети...

— Догоняй их... — Шуни ткнул кухаря под сердце узким ножом.

Вскрикнув, Яшуб обхватил обеими руками свой пухлый живот и опустился на пол. Немного повозился, затих. Шуни потушил светильник.

Трое вышли на улицу. Луна сияла над городской стеной. На выщербленные плиты мостовой от старых маслин падали корявые тени.

— Я пойду, — сказал Шуни, — скоро увидимся. — Он зашагал вдоль стены дома.

— Кроме нас, только он знает о золоте Шомуэла, — прошептал один из оставшихся.

— Это поправимо, — произнёс широкий в сером плаще с куколем.

Беззвучными прыжками он помчался за Шуни и резко взмахнул рукой. Нож странной формы с искривлённым лезвием блеснул в воздухе. Шуни охнул, сделал ещё шаг и упал. Потом он положил правую руку под щёку, как будто собирался спать. Из спины у него торчала рукоять ножа.

Человек в плаще с куколем наклонился, взялся за рукоять и вытянул нож. Пошарил у мертвеца за пазухой. Достал кошель, которым совратили кухаря Яшуба, и узкий нож, принадлежавший курчавому соглядатаю.

Вернувшись к тому, кто дожидался под маслинами, широкий сказал негромко:

— Ну, вот, теперь всё уладилось.

— Да, близко время, чтобы отлить статую золотого змея, — торжественно сказал дожидавшийся.

Они неторопливо пошли рядом. Их тени, наползая одна на другую, плелись сбоку. Хорошо было слышно, как повсюду звонко булькали и разливались трелями соловьи. Луна заливала всё вокруг своим нескончаемым светом. Городская стена и домики казались белыми, будто их выкрасили известью, а небо от изобилия лунного света из чёрного стало тёмно-синим.

Смерть Шомуэла обрадовала окружение Саула. Но сам царь выглядел удручённым и подавленным. Это казалось странным. Ведь первосвященник был его несомненным врагом. Вряд ли кто-нибудь решился бы так открыто призывать к отторжению царя от власти.

Теперь ненавистники Саула притихли. Левиты устроили сход в Рамафаиме, где в доме бывшего судьи находились Скиния, ковчег Завета и чёрный камень — седалище невидимого бога.

Саул не стал вмешиваться в жреческие дела. Он послал сходу левитов богатые дары, словно стараясь загладить свою жестокость при избиении восьмидесяти пяти священников из Номбы.

Вера Саула в святость и прозорливость Шомуэла говорила ему о невосполнимой потере для Эшраэля. Кто теперь сможет так успешно общаться с Ягбе, как делал это первосвященник? Чувствуя свою ответственность за состояние страны и народа, Саул скорбел об умершем.

Однако оставался второй враг: Добид. Несмотря на его внешнюю благочестивость и кротость, он был гораздо опасней для царствования Саула, чем престарелый Шомуэл. С тех пор как распространилась молва о помазании бетлехемца, Саул совсем потерял покой. Последний случай во время преследования бывшего зятя, когда тот мог убить его и не сделал этого, немного усовестил Саула. Но временное умиротворение уже покидало его воспалённый мозг. Тем более двоюродный брат Абенир, муж старшей дочери Адриэль, другие начальники воинов — ершалаимец Ард, уродливый идумей Доик, старики Киш, Нир, Наум и велеречивый лекарь Гист — все с утра до вечера напоминали царю о существовании соперника.

Конечно, постоянное войско и царское право принадлежали Саулу. Для любого другого народа сила и власть человека, носившего золотой венец, были бы непререкаемы. Но не таковыми, к сожалению, являлись знатные эшраэлиты — непостоянные, считающие себя избранниками бога, не привыкшие к подчинению, надеющиеся на поддержку жрецов-левитов. Со знатью колен Эшраэля трудно было прийти к соглашению. Их требовалось заставить и запугать.

Поэтому родственники и другие приближённые Саула, видевшие свою выгоду в незыблемости его царствования, не скрывали, что есть лишь одно надёжное средство — убийство Добида. Через несколько месяцев после схода левитов в Рамафаиме, где первосвященником избрали какого-то безвольного старика, Саул снова повёл свои преданные элефы искать Добида, скитавшегося в горах.

Однажды, спустившись к южным рубежам Ханаана, Добид узнал о набеге племени Амалика и разграблении нескольких селений.

Отряд Добида пошёл в этом направлении. Стали попадаться сожжённые и разрушенные дома, ободранные грабителями трупы селян, убитые животные — козы, коровы, даже собаки. Было понятно: это свидетельства злобного лицемерия. Может быть, амаликцы решили напомнить эшраэлитам о давнем и победоносном походе Саула? Но, скорее всего, эта расправа произошла из-за свары местных «адирим» с кем-то из амаликских шейхов.

Люди Добида продвигались дальше, вспугивая стаи тяжело взлетавших, объевшихся мертвечины орлов-стервятников. По кустам трусливо разбегались шакалы, волоча отвисшие животы.

Кто-то из воинов заметил в стороне от дороги нечто похожее на шевелящиеся лохмотья. Когда приблизились, увидели измождённую молодую эшраэлитку, прижимавшую к груди завёрнутый в тряпицу трупик младенца. От неё исходил сладковато-тошнотный смрад. На лице женщины застыл ужас амаликского набега. При виде вооружённых людей она хотела спрятаться, но сил у неё уже не осталось.

— Не бойся, мы из сынов Эшраэля, — сказали ей. — Идём с нами.

Женщина продолжала коситься с выражением страха и озлобления, как попавший в силки зверёк. Когда у неё отнимали мёртвого ребёнка, она стала царапаться и пронзительно закричала дрожащим голосом. Потом ей налили в чашу воды из меха. Иссушенная зноем, почти обезумевшая от горя и голода, женщина пыталась заплакать, но слёзы не появлялись: в её глазах не хватало влаги.

— Дайте ей хлеба, — приказал Добид воинам. — А ты, Эль-Азар, понесёшь её на плече. Она лёгкая, как ребёнок.

Могучий бениаминец, отец убитого Саулом в приступе безумия мальчика-слуги, согласно кивнул. Он обернул женщину широким плащом и узел с живой ношей легко вскинул за спину.