Превыше всего - Карен Рэнни

— О чем ты думала, на что рассчитывала, когда решила бежать?

— Я не бежала. Я уже говорила, что твердо решила никогда никуда больше не бегать. Я сделала это ради того, чтобы наш дом обрел покой.

— Покой?

Да она по своему обыкновению просто хочет сбить его с толку и заставить замолчать!

— Да. — Кэтрин безуспешно пыталась расстегнуть застежку. Фрэдди нетерпеливо развел в стороны ее руки и помог снять накидку, затем так же быстро освободился от своего тяжелого дорожного плаща. — Ты сказал, что хочешь, чтобы в твоем доме был мир. Того же хочу и я.

— Но не такой же ценой, Кэтрин!

Пожалуй, впервые она посмотрела на него так открыто, не пытаясь скрыть своих чувств. Он увидел в ее глазах раскаяние, стыд и что-то еще незнакомое.

— Если я пришлю тебе целую телегу записок, по одной на каждую ночь до конца моей жизни, этого будет достаточно, Фрэдди?

Несмотря на мягкий тон вопроса, граф нахмурился. Фрэдди был не из глупых или трусливых людей, но он слишком долго жаждал увидеть в ее глазах то, что увидел сейчас, и теперь панически боялся ошибиться.

— А зачем тебе делать это?

— Затем, что я твоя жена. Понятно?

Наступила тишина. Граф пытался разобраться в словах Кэтрин, чтобы правильно понять ее. Такое он слышал от нее впервые. Страсть, с которой Кэтрин сказала эти слова, говорили о том, что она не просто хотела наладить мирную жизнь в его доме, но и стать частью ее. Он улыбнулся, и Кэтрин нахмурилась. Но в его улыбке не было ничего обидного для нее. Это была вполне понятная улыбка мужчины, одержавшего победу в тяжелой борьбе.

— Не совсем, если исходить из условий твоего злополучного контракта.

Кэтрин взяла свою сумочку, опустила в нее руки и стала копошиться там. Еще через минуту обе ее руки взметнулись вверх, и в маленькой комнате, словно снежинки, замелькали клочки разорванной бумаги.

— Я никогда не могу угадать, что ты сделаешь, — сказал Фрэдди. — Ты не такая, как другие женщины.

Это звучало уже как комплимент. Она бросила на него быстрый взгляд, от которого Фрэдди неожиданно бросило в жар.

— И вы, сэр, тоже не такой, как другие мужчины.

— Уезжая, ты ожидала, что все будет так, как сейчас? — Голос его обволакивал, как мягкий снег, угрожая заморозить.

— Да, — откровенно призналась она, зардевшись, и совсем не от свежего, прохладного воздуха.

— Рассчитывала, что я непременно брошусь вслед за тобой?

— Возможно, — ответила Кэтрин, слегка улыбнувшись.

— А что было бы, если бы я не приехал? — Фрэдди сделал шаг в ее сторону.

Один осторожный шаг к сближению. Граф Монкриф явно побаивался своей жены.

— Ты однажды сказал, что доказывать свою любовь надо не словами, а делами. Так вот, если бы не приехал ты, через некоторое время вернулась бы я.

— Шанс, что тебе пришлось бы действовать именно так, был весьма большим, Кэтрин.

— Неужели, Фрэдди? — все-таки прорвалось наконец ее упрямство.

Он заговорщически улыбнулся:

— Больше никакой мести, Кэт? Никаких контрактов?

Кэтрин кивнула и посмотрела на клочки бумаги, белым снегом лежащие на грязном полу. Когда она вновь подняла глаза, Фрэдди едва сдержался от того, чтобы немедленно взять ее на руки, — в глазах жены светилось именно то, что он так жаждал увидеть. Это не был дразнящий взгляд, обещающий временное наслаждение. Свет, сиявший в глазах Кэтрин, могла зажечь только настоящая любовь!

— Прощаешь меня, Фрэдди? — сказала она то, что еще осталось сказать.

Конечно, она видела, что муж уже принял ее всей душой. Эти слова нужны были ей самой. Необходимо было освободиться от того, что мучило ее. Изжить из своего сердца бережно лелеемые в течение долгого времени гнев, боль и страдания, чтобы осталось только главное — любовь.

Пальцы Фрэдди показались страшно холодными, а может, это щека, к которой они прикоснулись, оказалась слишком горячей — кровь огненным потоком растекалась по венам. Это невинное прикосновение окончательно сломало преграду, которая еще разделяла их.

В войне, которую они с упрямым ожесточением вели так долго, не победил никто. В этом теперь граф Монкриф был уверен. Противоборствующие стороны осознали, что цена победы была бы непереносимой для любой из них, и поле брани стало тихим и мирным.

— Что мне с тобой делать, Кэт? — не удержался от укора граф.

— А что бы ты хотел сделать со мной? — Кэтрин опустила глаза, словно ее неожиданно заинтересовало танцующее в очаге пламя. Это был невинный взгляд и в то же время необычайно кокетливый и призывный. Только его Кэт могла смотреть так. Фрэдди улыбнулся, понимая, что дал ей повод для возмущения, которое она теперь старательно сдерживает. Ответ его, однако, был более чем серьезен.

— Любить тебя, Кэт. Любить без каких-либо специальных разрешений на это и приглашений, без всяких условий и ограничений!

Это было откровенное признание, выстраданное за долгое время. Сладкое признание! Его пьянящий медовый вкус они ощутили, слившись в поцелуе — страстном и долгом, который ни он, ни она не могли прервать.

Стук в дверь оторвал Фрэдди от этого приятного занятия. Он обернулся и увидел направленное прямо на него дуло пистолета. Мужчина, сжимавший оружие, выглядел довольно грозным. Граф мгновенным движением толкнул жену за свою спину и приготовился самому худшему. Однако, судя по ошарашившему его хихиканью, Кэтрин этот благородный жест показался излишним. Она обменялась с похожим на бульдога нападающим несколькими быстрыми фразами, и Фрэдди впервые пожалел, что его знание французского ограничивается умением спросить дорогу в ближайший бордель и произнести несколько любезных слов его обитательницам.

Повинуясь обладателю пистолета, граф под руку с Кэтрин вышел на улицу. Около хижины стояла большая карета. Даже в этой обстановке Фрэдди отдал должное четверке белых арабских скакунов, впряженных в нее, — пожалуй, самых великолепных из всех, которых он когда-либо видел. Заговорить вслух он решился только в карете, да и то покосившись на все еще не убранный пистолет.

— Это твои друзья, дорогая, встречают нас так гостеприимно? — спросил он, не желая упустить столь подходящий для иронического юмора момент.

— Нет. Моего дедушки, — улыбнулась она обладателю тяжелой челюсти, и тот то ли от этой улыбки, то ли из чувства осторожности наконец опустил пистолет.

Затем, пока они ехали вверх, к орлиному гнезду, он несколько раз что-то быстро и весело объяснял Кэтрин по-французски.

— А замок? — спросил граф, заранее зная ответ.

— Тоже его, — ответила она, положив руку ему на бедро.

Он чуть не подпрыгнул от этого прикосновения. Сидящий напротив человек-бульдог ухмыльнулся и сделал это так по-галльски недвусмысленно, что Фрэдди чуть было не вскочил, чтобы ударить его в лицо. Удержал его тихий возглас Кэтрин и ее ласковое, успокаивающее ворчание. А еще, конечно, уверенность в том, что их ночь любви только начинается. Она будет долгой и страстной, эта ночь, и не стоит тратить оставшиеся после утомительного путешествия силы на пустяки.