Полуночное солнце - Рэмси Кэмпбелл

нарост, образованный щетинистой изморозью, – маска, напоминавшая одновременно пятно плесени и пародию на лучистое сияние, которое как будто стекало по его рукам, чтобы добраться до детей, и от которого Эллен содрогнулась. Как только Маргарет бочком проскользнула через лаз в живой изгороди, Эллен торопливо двинулась к воротам, выводившим на Черч-роуд.

– Слишком холодно, чтобы стоять на месте, Джонни, – окликнула она, подходя ближе.

Эллен стремилась как можно быстрее покинуть церковный двор не только из-за того, что святой перестал походить на человека. Все надгробия тоже претерпели перемены: каменные кресты превратились в гигантские колючие украшения из мрамора и льда, даже отдаленно не походившие на кресты; статуи ангелов выглядели так, словно силятся вырваться из снежных коконов, чтобы обрести совершенно иную форму. Одна статуя особенно встревожила ее: ангел, кажется, замерз в момент бегства или же попытки дотащиться до лаза в живой изгороди. Под коркой льда его тело было черным, как облачение священника, зато голова и вскинутые в мольбе руки превратились в белые комья. У Эллен не было времени внимательно рассматривать его теперь, когда Джонни с отцом направлялись к открытым дверям церкви.

– Не входите туда! – крикнула она им.

– Но я только хотел посмотреть, горят ли огоньки на яслях.

– Не горят, Джонни.

Она сказала бы что угодно, лишь бы не позволить ему шагнуть в лишенные света недра церкви, потому что сейчас она стояла достаточно близко к дверям, чтобы ощутить, насколько холодно внутри: холоднее смерти, подумала она, холоднее, чем должно быть в любой из церквей. Ей хотелось верить, что ей только мерещатся какие-то движения за витражными окнами, смутные движения чего-то громадного, размером, по меньшей мере, с само окно, зато она не могла отрицать, что явно видит цепочку следов, ведущих от церковных дверей к незнакомой статуе в полный рост, стоявшей рядом с живой изгородью. Эллен была близка к панике, которая либо лишит ее разума, либо сделает его невыносимо ясным – настолько близка, что понятия не имела, чем ответит, если Бен спросит, куда она так поспешно тащит детей. Однако, когда она рванулась к воротам, чтобы открыть, освободив от сковавшего их льда, Бен прошел мимо и сам распахнул перед ней заскрежетавшие створки.

Черч-роуд спускалась по обеим сторонам от нее двумя дугами. Обычно казалось, что дорога обнимает разбредающиеся во все стороны улочки, соединяя их в неаккуратную вязанку, однако сейчас у Эллен возникло неприятное впечатление, что дорога, словно тюремщик, удерживает дома внутри периметра, позволяя их замораживать. И как это украшенные к Рождеству улицы с заснеженными фонарями могли натолкнуть ее на подобные мысли? Возможно, причина в тишине, которая напоминала чье-то задержанное дыхание, превосходящее размерами занесенный снегом пейзаж, или же в уличных фонарях, похожих на растительность из какого-то иного мира, или дело во всех этих окошках, ослепших из-за ледяной катаракты. Ощущение было такое, что холод вот-вот овладеет ею, заморозит на месте, но нет, нельзя это допустить. Эллен взяла детей за руки своими онемевшими руками, по чувствительности сравнимыми с перчатками, и повела их через дорогу. «Почти добрались», – сказала бы она, если бы не побоялась, что Бен, который как раз закрывал ворота, услышит даже шепот.

Как только она решилась ступить на Хилл-лейн, узкая улочка словно сомкнулась над головой. Дома, придавленные тяжестью снега на крышах, кажется, потянулись к ней и детям. Поскольку в верхней части переулка дома были без садиков, тротуар проходил под самыми окнами, и Эллен удалось заглянуть в комнаты нижних этажей, где шторы были закрыты не плотно. Но хотя окна были освещены, а в двух домах даже шторы не были задернуты, она почти ничего не разглядела сквозь ледяной панцирь – только рождественские украшения, недвижно прижатые к стеклу. По крайней мере, в комнатах оставались люди, потому что краем глаза она замечала движение, пусть медленное и размытое, настолько медленное, что напоминало шевеление личинки во сне. Это из-за Бена ей в голову лезут подобные мысли, из-за Бена она чем дальше спускается по переулку, тем сильнее ощущает, что присутствие, какое она, кажется, угадывала в лесу, таится и за этими домами.

Эллен ускорила шаг, насколько это было возможно, когда они подходили к повороту, от которого начинались дома с садиками и уже был виден в нескольких сотнях ярдов впереди дом Кейт. И от одного вида дома она едва не лишилась самообладания. Ничего удивительного, ведь она подозревает, как отреагирует Бен, когда поймет, что она собирается оставить детей у Уэстов. Эллен удержалась от того, чтобы побежать вместе с детьми вниз по склону, потому что они могли упасть на промерзшем снегу. Пусть уж Бен думает, что у него нет повода пускаться в погоню.

Заходя за поворот, Эллен обернулась. Бен был на середине первого отрезка пути, неторопливо вышагивал между заключенными в ледяные панцири фонарями и улыбался сам себе, словно наслаждаясь видом обледенелых домов. Прежде чем он успел перехватить ее взгляд, она с детьми скрылась из виду за поворотом, притормозив лишь на мгновение, когда заметила прямо над головой силуэт в окне чьей-то спальни. Побелевшее лицо и руки были прижаты к выбеленному стеклу, словно приклеенные к нему, и еще они казались раздутыми и не подходящими к размытому контуру тела.

– Поспешим, – сказала она и, увлекая за собой детей, побежала к калитке дома Уэстов.

Эллен первой миновала арку из розовых кустов, которые успели покрыться новыми прозрачными шипами. Спотыкаясь, он прошла по дорожке, и каждый шаг по льду отдавался болью в ногах, а в носу неприятно щипало от каждого вдоха. Она надавила на кнопку звонка, пока дети ждали, остановившись под розовой аркой. Лица у них так посинели от холода, что она снова нажала на кнопку звонка. Эллен слышала, как трель разнеслась по комнатам, но других звуков из дома не доносилось.

Она взялась за дверной молоток и тут же поняла, что он примерз к металлической пластине. Контур двери тускло поблескивал, скованный льдом. Неужели дверь намертво замерзла? Даже если так, Терри сумел бы ее открыть, если бы только подошел, а где еще могут быть Уэсты, если не дома?

– Джонни, звони в дверь, – велела она, испуганно покосившись на тень, выдвигавшуюся из-за поворота переулка, и подбежала к окну гостиной.

Между оранжевыми шторами был зазор шириной с ее ладонь. Сквозь пышные ледяные узоры на стекле она еле-еле рассмотрела группу фигур под лампой в центре комнаты. Это могли быть только Уэсты, хотя бы кто-то из них, но почему же они не подходят к двери? Она потерла окно ладонями в перчатках,