Опасная приманка - Николай Степанов

Неведомая хворь налетела на меня, как цунами на беззащитный берег. Не скажу, что испытывал дикую боль, нет: я словно попал в затянувшуюся во времени воздушную яму, и это быстро сказалось на ритме дыхания. Воздуха определенно не хватало, его становилось все меньше и меньше.

Страх смерти, наверное, самый мощный из всех. Мы можем сколько угодно говорить о готовности пожертвовать собой ради близких и отдать жизнь во имя некоего идеала, но… Бросаясь кому-то на помощь, о гибели не думаешь. А тут вот она, смерть, стоит рядом. И никаких других мыслей, кроме как о ней, в голове не возникает. При этом почему-то не происходит спасительного отключения сознания. Видимо, специалисты Зира добросовестно потрудились над созданием убийственного состава. Удавил бы гадов!

Я уже готов был стучать ногами, но мучитель сам передвинул рычажок в обратную сторону.

– Забыл сказать – у машинки несколько режимов. Удушье, резь в желудке, боль в почках и печени, сердечное недомогание, или все разом. При этом ты будешь оставаться в сознании вплоть до самого конца. Представляешь, какое удовольствие тебя ожидает? Вот это и называется «зависнуть между жизнью и смертью». Ну как, не надумал говорить?

– Я и не отказывался.

– Тогда скажи, Шарг применял прямой контакт?

– Да.

– Удачно?

– Нет.

– Зау называла тебя способным вернуться?

– Нет.

– Почему тебя выпустили?

– Не знаю.

– Хорошо, продолжим.

После короткой передышки мучения показались еще более кошмарными. Меня пробило на дрожь и:

– А-а-а!!!

Крик оборвался кашлем, и я почему-то сосредоточил внимание на глазах чужака. Сейчас они показались мне красными и треугольными, как у Шарга.

«Ах ты, сволочь!»

В груди возникла уже знакомая волна, которая начала подниматься вверх. Я вышел из себя. Причем не в переносном, а в прямом смысле слова. Оранжевая взвесь, нечеткие контуры зирана, мои. Невероятная легкость, пришедшая на смену удушью…

Чужак вдруг начал теребить мое тело, отложив в сторону рацию.

«Ага, испугался!»

Я ликовал, правда, недолго. Ведь необходимо было еще вернуться. Но как? В прошлый раз невольно помог Ризгум. А теперь?

– Прохор! – крикнул «волшебник». – Принеси воды.

Помощь пришла откуда не ждали. Мое сознание ринулось за дверь. Всего на мгновение я завладел чужим телом и сразу споткнулся. Ругань упавшего услышал, находясь уже в себе. «Дома» все-таки гораздо лучше.

– Чего ты там копаешься?

– Прошу прощения, учитель, споткнулся.

Мне на голову вылили воду.

– Осторожней, не разведи болото на полу. – Чужак, похоже, был жутким занудой, помешанным на чистоте и порядке.

Я открыл глаза.

– Оклемался?

– Есть немного.

– Вспомнил?

– О чем?

– О Зау.

– Я и не забывал. Круглолицая брюнетка, умевшая не только хорошо драться, но и предсказывать будущее. Зря вы ее убили. Могли бы сейчас выведать у нее…

– Что-то ты заметно повеселел, – не дал договорить чужак.

– Наверное, шарманка ваша на мозги действует. Кислородное голодание или другая пакость… Скоро начну видеть зеленых человечков с красными глазами.

В дверь постучали.

– Войди, – сказал зиран.

На пороге появился Геннадий:

– Учитель, к операции все готово. Когда выезжаем?

– Я спущусь через пять минут. Скажи Ивану, пусть немедленно зайдет. – Чужак повернулся ко мне: – Не ожидал, что тебе удастся ускользнуть в беспамятство, но главное, что успел это выяснить до отъезда. Мы отправляемся за новой партией таблеток, благотворное действие которых испытала на себе твоя мать. Пока я буду занят, Иван проследит, чтобы ты вкусил все прелести состояния между жизнью и смертью. Когда вернусь, попробуешь новое лекарство. Говорят, в момент ослепительного расцвета лепестков человек становится на редкость откровенным.

– Учитель, звали?

– Да, Иван. Будешь присматривать за нашим гостем. Если он отключится под воздействием прибора, ты должен привести парня в сознание и продолжить процедуру. Захочет говорить – выслушай. Засомневаешься в подлинности повествования… в общем, и сам все знаешь. Утром доложишь.

– Сделаю в лучшем виде, учитель.

– Не сомневаюсь. – Чужак покинул комнату.

На этот раз Иван не стал разглагольствовать о высоких целях и предназначении. Проводив учителя, он вернулся в пыточную и сразу включил «шарманку», а сам расположился на диванчике слева. Да еще журнальчик раскрыл, гад!

Напрягать воображение, когда тебя раздирает боль, задача почти невыполнимая. Но если на чашу весов брошена твоя жизнь, то через «не могу» и из последних сил постараешься напрячь не только мозги. Я ощущал себя шариком, готовым в любой момент лопнуть. Превозмогая боль, представил треугольные глаза, потом ощутил тепло в груди и был вознагражден. Вот она, победа: сознание оказалось снаружи! Еще через несколько мгновений я рассматривал картинки журнала чужими глазами.

Теперь главное – не спешить. Если упущу контроль над Иваном, он смоется с помощью телепатии и вернется сюда не один. Охранников в доме, как в той сказке: «по сту штук на этаже», и наверняка среди них есть бойцы со способностями. А тут еще и его мыслеречь…

Первым делом Широков сдвинул рычажок «шарманки» к нулевой отметке. Затем расстегнул ремешки на руках пленника. Осталось покинуть его тело и вернуться в себя. Этот момент был самым опасным. Освободить сознание Ивана хотя бы на секунду означало провалить операцию.

Он подошел к стене с оружием и извлек из ножен тонкий кинжал…

За дверью на последний крик Широкова не прореагировали. Наверное, решили, что орет пленник. Уже соединившись с собственным телом, наблюдал агонию мужика, пронзившего себе сердце. Это чудовищно, но у меня не возникло ни малейшего сожаления о содеянном! Наоборот, переполняло злорадство от того, что удалось нарушить столь обожаемый зираном порядок. И диван, и ковер теперь не скоро отмоешь от крови.

Подошел к окну. Мои предположения полностью оправдались: охранников хватило бы на целый дачный поселок.

«Сначала телефон».

Тело ныло, словно меня три дня использовали вместо боксерской груши. Не без усилия добрался до тайника. Выудил сотовый, открыл сообщение.

«Сегодня надо вскрыть последнюю грань, иначе будет поздно. Это шанс спасти Люду. Цветок должен засиять твоими усилиями. Виктор».

– ???!!! – чуть не выругался вслух.