Инферно - Дэн Браун

С моря могучее здание из белого известняка выглядело бы подавляюще, не будь это впечатление аккуратно смягчено портиком, колоннадой, крытым балконом и отверстиями в форме четырехлистника. Экстерьер украшен геометрическим узором из розового известняка, что напоминало Лэнгдону Альгамбру в Испании.

Когда они приблизились к причальным столбам, лицо Ферриса стало озабоченным – судя по всему, из-за толпы перед дворцом. Люди тесно стояли на мосту и показывали друг другу на что-то в узком канале, рассекающем Дворец дожей на две большие части.

– На что они смотрят, что там такое? – нервно, требовательно спросил Феррис.

– Il Ponte dei Sospiri, – ответила Сиена. – Знаменитый венецианский мост.

Лэнгдон заглянул в тесный канал и увидел красивый резной мост-туннель, идущий аркой между двумя зданиями. Мост вздохов, подумал он, вспоминая один из любимых фильмов своего отрочества – «Маленький роман», основанный на легенде о том, что если юные влюбленные поцелуются под этим мостом на закате под звон колоколов на башне собора Сан-Марко, они будут любить друг друга всю жизнь. С этим глубоко романтическим поверьем Лэнгдон так до конца и не расстался, чему способствовало, конечно, то, что в фильме снялась прелестная четырнадцатилетняя дебютантка Дайан Лейн, к которой Лэнгдон мгновенно проникся мальчишеским чувством… чувством, до сих пор, надо признать, не вполне остывшим.

Много позже Лэнгдон узнал, что Мост вздохов, как это ни ужасно, получил название не от вздохов страсти, а от тех вздохов, что испускали несчастливцы. Закрытый переход, как оказалось, соединял Дворец дожей с тюрьмой, где заключенные томились и умирали, оглашая узкий канал стонами, вылетавшими из зарешеченных окон.

Лэнгдон побывал однажды в дворцовой тюрьме и, к своему удивлению, понял, что самыми страшными были не нижние камеры у воды, которые часто заливало, а камеры на верхнем этаже самого дворца, называвшиеся piombi из-за свинцовой крыши, под которой летом было нестерпимо жарко, а зимой невыносимо холодно. Знаменитый любовник Казанова, осужденный инквизицией за блуд и шпионаж, просидел в piombi пятнадцать месяцев, а затем бежал, обманув охранника.

– Sta’ attento![52]– крикнул Маурицио гондольеру, направляя «лимузин» в отсек у причала, откуда гондола только-только вышла. Он высмотрел место у отеля «Даниели» в какой-нибудь сотне шагов от площади Сан-Марко и Дворца дожей.

Маурицио закрепил канат вокруг столба и прыгнул на причал так лихо, словно проходил кинопробу на роль в боевике. Пришвартовав судно, он повернулся к пассажирам и подал руку.

– Спасибо, – сказал Лэнгдон мускулистому итальянцу, вытянувшему его на берег.

За ним последовал Феррис – он был какой-то задумчивый и опять поглядывал на море.

Сиена сошла последней. Помогая ей, дьявольски красивый Маурицио пристально на нее посмотрел – точно намекал, что она не прогадает, если распрощается со своими спутниками и останется с ним на судне. Сиена проигнорировала этот взгляд.

– Grazie, Маурицио, – небрежно промолвила она, не отрывая взгляда от Дворца дожей.

И, не теряя ни секунды, повела Лэнгдона и Ферриса в толпу.

Удачно названный в честь одного из славнейших путешественников в мировой истории, международный аэропорт имени Марко Поло расположен на берегу венецианской лагуны в шести с половиной километрах к северу от площади Сан-Марко.

Благодаря преимуществам частного авиарейса Элизабет Сински, всего десять минут назад сошедшая с самолета, уже скользила по лагуне на плоскодонном суперсовременном катере «Дюбуа СР-52 блэкбёрд», который послал за ней звонивший ей незнакомец.

Шеф.

На Сински, весь день неподвижно просидевшую в фургоне, морской воздух подействовал живительно. Подставив лицо соленому ветру, она позволила серебряным волосам развеваться сзади. Последний укол сделали почти два часа назад, и наконец к ней вернулась бодрость. Впервые с прошлого вечера Элизабет Сински была собой.

Агент Брюдер со своими людьми сидел рядом. Ни один из них не произнес ни слова. Если они и испытывали озабоченность из-за предстоящей необычной встречи, они знали, что их мысли значения не имеют; решение было принято на ином уровне.

Катер двигался все дальше, и справа показался большой остров с приземистыми кирпичными строениями и дымовыми трубами. Мурано, поняла Элизабет, вспомнив прославленные стеклодувные фабрики.

Вот я и снова здесь – даже не верится, подумалось ей с острой печалью. Полный круг.

Много лет назад, студенткой, она приехала в Венецию с женихом, и они отправились на этот остров в Музей стекла. Увидев там изящное подвесное украшение из дутого стекла, жених простодушно заметил, что хотел бы когда-нибудь повесить такую вещь у них в детской. Чувство вины из-за того, что она так долго держала его в неведении, стало нестерпимым, и Элизабет наконец раскрыла ему мучительный секрет, рассказав о перенесенной в детстве астме и о злополучном глюкокортикоидном препарате, сделавшем ее неспособной родить ребенка.

Что превратило сердце молодого человека в камень – нечестность невесты или ее бесплодие, – Элизабет так никогда и не узнала. Как бы то ни было, через неделю она уехала из Венеции без обручального кольца.

Единственным сувениром, оставшимся у нее после этой невыносимо печальной поездки, был амулет из ляпис-лазури. Посох Асклепия – символ медицины, символ лекарств, и, хотя в ее случае лекарства были горьки, она носила амулет не снимая.

Драгоценный мой амулет, подумала она. Прощальный подарок от человека, который хотел, чтобы я родила ему детей.

Что же касается островов близ Венеции, в них она не видела сейчас ровно ничего романтического: изолированные городки на них наводили на мысли не о любви, а о карантинных поселениях, которые там некогда устраивали в попытке уберечься от Черной Смерти.

Когда катер стремительно двигался мимо острова Сан-Пьетро, Элизабет поняла, что их цель – массивная серая яхта, которая, дожидаясь их в глубоком канале, похоже, стояла на якоре.

Свинцового цвета судно казалось чем-то из программы «Стелс» – новейшим произведением американской военной мысли. Название, красовавшееся на борту ближе к корме, не говорило о характере судна ровно ничего.

«Мендаций»?

Они приближались к яхте, и вскоре Сински смогла разглядеть на юте одинокую фигуру – невысокого загорелого мужчину, смотревшего на них в бинокль. Когда катер подошел к широкой причальной платформе у кормы «Мендация», мужчина спустился по трапу им навстречу.

– Добро пожаловать на наше судно, доктор Сински! – Ладони человека с темной от загара кожей, учтиво подавшего ей обе руки, были мягкие и гладкие, отнюдь не моряцкие. – Спасибо, что согласились на эту встречу. Следуйте за мной, пожалуйста.