Красный Бонапарт. Жизнь и смерть Михаила Тухачевского - Борис Вадимович Соколов

лет до гибели, и, следовательно, не мог судить о последних, самых важных годах работы Тухачевского на посту заместителя наркома. К тому же, как мы уже убедились, «красный маршал» был совсем неплохим воспитателем бойцов и командиров, почти шесть лет командовал такими крупными округами, как Западный и Ленинградский, и знал на практике, что такое повседневное руководство войсками. Крупные маневры он проводил лично и делал по их поводу весьма толковые замечания.

Полагаю, Жуков сознавал, что Тухачевский образованнее и талантливее его, и решал в своих воспоминаниях сложную задачу. С одной стороны, надо было воздать должное предшественнику, чтобы показать, сколь значительную фигуру он сам фактически должен был заменить в годы Великой Отечественной. С другой стороны, требовалось убедить читателей и собеседников, что и кроме Тухачевского были в Красной армии полководцы ничем не хуже, а в каком-то отношении и лучше. Поэтому нет ничего удивительного, мол, что он, Жуков, успешно справился со своей задачей, успешнее, чем это смог бы сделать расстрелянный в 1937‑м маршал. А попробуем-ка задать себе этот вопрос мы: кто бы, в самом деле, воевал успешнее в 41‑м – Тухачевский с Уборевичем или Жуков, Рокоссовский и другие советские генералы? Каждый волен ответить на него по-своему, но мне почему-то кажется, что Тухачевский, при всех его недостатках как полководца, не стал бы бросать дивизии в атаку в конном строю на заранее подготовленную оборону и без артподготовки, как это делал Рокоссовский под Москвой в ноябре 1941 года. И другой маршал, А.И. Еременко, никогда бы не написал в своем дневнике о Тухачевском того, что он написал о Жукове в феврале 1943‑го: «Следует сказать, что жуковское оперативное искусство – это превосходство в силах в 5–6 раз, иначе он не будет браться за дело, он не умеет воевать не количеством и на крови строит свою карьеру».

Подозреваю, что Тухачевский добился бы более благоприятного соотношения потерь, хотя они все равно остались бы в пользу вермахта. Ведь органических пороков советской системы, проявившихся и в Красной армии, Михаил Николаевич устранить все равно не мог. Но воевал бы наверняка пограмотнее Жукова. И, наверное, оказался бы в большей мере на своем месте в роли начальника Генштаба или командующего одним из основных фронтов. Если мысленно поставить во главе Красной армии Манштейна или Эйзенхауэра, они бы, скорее всего, натворили бы там много бед, поскольку пытались бы руководить советскими войсками с мерками, применимыми к опыту западных армий. А Тухачевский служил в Красной армии с самого ее рождения, знал все ее особенности, пороки и достоинства…

Быть может, судьба Жукова сложилась удачнее, чем у Тухачевского (хотя отнюдь не безоблачно), потому, в частности, что он был не столь блестящ и талантлив. Сам Георгий Константинович цитирует слова начальника связи РККА Р.В. Лонгвы о Тухачевском: «Не подхалим, он не будет восхвалять Сталина…» Жукова трудно обвинить в подхалимстве, но нельзя не признать, что если он и спорил со Сталиным, то лишь по конкретным оперативным вопросам, а не по проблемам большой стратегии или организации вооруженных сил в целом. В разговоре с Константином Симоновым Жуков вспомнил эпизод, как Тухачевский не побоялся в резкой форме возразить Ворошилову, когда докладывал проекты уставов: «При всем своем спокойствии Тухачевский умел проявлять твердость и давать отпор, когда считал это необходимым… Ворошилов по какому-то из пунктов… стал высказывать недовольство и предлагать что-то не шедшее к делу. Тухачевский, выслушав его, сказал своим обычным, спокойным голосом: «Товарищ нарком, комиссия не может принять ваших поправок». – «Почему?» – спросил Ворошилов. «Потому что ваши поправки являются некомпетентными, товарищ нарком».

На подобную издевательскую вежливость по отношению к вышестоящим лицам Жуков не был способен. Хотя не надо забывать, что его карьера разворачивалась в основном уже после казни Тухачевского, и «маршал победы» хорошо понимал, до каких пределов можно спорить со Сталиным и другими членами Политбюро и чем грозит выход за эти пределы. Погорел же Георгий Константинович, по сути, за хвастовство. Он слишком многим и слишком часто говорил о своей решающей роли в разработке и проведении основных операций Великой Отечественной, чем задевал самолюбие не только Сталина, но и других генералов и маршалов. Но в политической фронде или даже в попытке сделать армию независимой от партийного и чекистского контроля генералиссимус, похоже, Жукова все-таки не подозревал. И ограничился не расстрелом, а почетной ссылкой во второстепенный военный округ. Жукова Сталин не испугался. Видно, увидел, что кроме твердости, граничащей с жестокостью, за душой у полководца ничего нет. И его, сталинской, неограниченной власти тот угрожать не может. А вот в блестящем, умном, талантливом Тухачевском угрозу разглядел безошибочно. И предпочел от него избавиться. Пусть в грядущем походе в Западную Европу Красную армию поведут не столь выдающиеся и яркие, зато преданные полководцы – Ворошилов, Буденный, Шапошников, Жуков, Кирпонос, Павлов… Последнего, правда, вождь предпочел расстрелять в первые недели войны, дабы свалить на него ответственность за катастрофу. А до победы на высокой командной должности удержался один только Жуков. Остальные – Рокоссовский, Конев, Василевский, Черняховский и так далее – выдвигались на командование фронтами уже в ходе войны. Но в целом генералиссимус не просчитался: генералов и маршалов для сокрушения вермахта и оккупации Восточной Европы у него хватило. Незаменимых людей. А Тухачевский ли, Уборевич, Петров, Сидоров – не все ли едино?

Известный авиаконструктор А.С. Яковлев, обласканный Сталиным и удостоенный чести обедать у него на даче, вспоминал, как однажды в разговоре генсек привел почерпнутый из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона пример вражды древнегреческих полководцев Мильтиада и Фемистокла, каждый из которых завидовал славе другого. Наверняка Иосиф Виссарионович знал и другое хрестоматийное предание из античной истории, приведенное, в частности, в «Политике» Аристотеля, где рассказывается, как тиран Коринфа Периандр ничего не ответил на переданную через глашатая просьбу своего друга тирана Милета Фрасибула посоветовать, как лучше управлять государством, а, «вырывая те колосья, которые слишком выдавались своей высотой, сравнял засеянное поле; глашатай, не уразумев в чем дело, доложил Фрасибулу о том, что видел, а тот понял поступок Периандра в том смысле, что следует убивать выдающихся людей». Тухачевский как раз и был для Сталина таким возвышающимся над другими колоссом, который рано или поздно придется вырвать вон, чтобы выровнять военное руководство по серым посредственностям типа Ворошилова. Вождь ждал только срока.

А пока нужно было использовать талант Тухачевского в подготовке к будущей большой войне в Европе. О ней много говорилось в уже упомянутой «Записке о реконструкции РККА» от 11 января 1930 года, раскритикованной наркомом Ворошиловым