Ключи Царства - Арчибальд Кронин

Отец Чисхолм был ошеломлен, ему стало тошно и омерзительно. Доктор Фиске, очень бледный, стоял рядом с ним.

— Спокойно… не показывайте вида… иначе нам не останется никакой надежды… — шепнул ему Фрэнсис.

Они ждали. Холодное и бессмысленное убийство зарядило воздух ужасом. По знаку Вая второго носильщика вытащили вперед и бросили на камни. Ужасное предчувствие охватило священника, ему казалось, что сейчас его стошнит. Но Вай только сказал им всем, не обращаясь ни к кому в отдельности:

— Этот человек, ваш слуга, немедленно отправится в Байтань и уведомит ваших друзей, что вы временно находитесь на моем попечении. За такое гостеприимство обычно приносят добровольные дары. Послезавтра в полдень двое моих людей будут ждать его за пол-ли от Маньчжурских ворот. Он подойдет к ним один, — Вай равнодушно помолчал. — Надо надеяться, что он принесет эти добровольные дары.

— Вам совершенно невыгодно делать нас своими гостями, — сказал доктор Фиске дрожащим от негодования голосом. — Я уже говорил вам, что у нас нет никакого имущества.

— За каждого человека нужно внести пять тысяч долларов. Только и всего.

Фиске вздохнул с облегчением. Эта сумма, хотя и большая, не была недоступной для такой богатой миссии, как их.

— Тогда позвольте моей жене вернуться вместе с посыльным. Она обеспечит уплату денег.

Вай пропустил его слова мимо ушей. Священник со страхом ждал, что его не владеющий собой товарищ сейчас устроит сцену. Но Фиске отошел назад и встал около жены. Носильщика отправили, предварительно растолковав ему еще раз, что от него требуется. Потом Вай встал и, пока его люди готовились к отъезду, пошел к своему привязанному пони. Он вел себя так буднично, что вывернутая голая нога мертвеца, торчавшая из-за земляничного дерева, воспринималась как галлюцинация. Миссионеров заставили сесть на пони, затем связали их всех вместе длинными пеньковыми веревками. Кавалькада тронулась в надвигающуюся ночь. Разговор при этом неровном галопе был невозможен. Отец Чисхолм предался своим мыслям, которые сосредоточились на человеке, задержавшем их ради выкупа.

В последнее время могущество Вая сошло на нет. Это привело его ко многим эксцессам. Прошло то время, когда он был традиционным военачальником, повелевающим всем районам в провинции Чжэкоу при помощи своей трехтысячной армии, от которого откупались разные городки и поселки, платя ему подати и налоги, и который жил в феодальной роскоши в своей обнесенной стенами крепости в Доуэнлай. Когда-то, на вершине своей славы, Вай заплатил 50000 талей за наложницу из Пекина. Теперь настали черные дни. Теперь он жил со дня на день, кормясь мелкими набегами. После сокрушительного поражения в двух заранее подготовленных сражениях с соседствующими наемниками, Вай сначала связал свою судьбу с Миндуаном, а потом, в приступе злобы, с враждующей стороной — с Юцзиду. В действительности же ни тот, ни другой не желали его сомнительной помощи. Порочный дегенерат, он боролся только за себя. Его люди непрерывно дезертировали. По мере того, как сокращался масштаб его операций, возрастала его жестокость. Когда его унижение достигло предела и под его командой осталось всего сотни две последователей, его грабежи и поджоги стали темой страшных рассказов. Этот падший Люцифер питал свою ненависть воспоминаниями о минувшей славе и ненавидел весь род людской.

Ночь тянулась бесконечно. Они пересекли цепь низких гор, переправились вброд через две речки, ехали целый час, разбрызгивая воду и грязь, по низменной болотистой топи.

Кроме этих признаков и того, что, судя по положению Полярной звезды, они ехали на запад, у отца Чисхолма не было никакого представления о том, в каких местах они проезжали. Ему, в его годы привыкшему к спокойной иноходи своего пони, казалось, что от этой быстрой езды и тряски все его кости сотрясаются и гремят друг о друга. Но он подумал с состраданием, что чета Фиске переносит то же самое ни за что, ни про что. А Джошуа, бедный мальчик, хоть он и достаточно силен, наверное, страшно перепуган. Священник подумал, что, когда они вернутся в миссию, он непременно подарит Джошуа чалого пони, который вот уже полгода был предметом его молчаливого вожделения.

Закрыв глаза, отец Чисхолм коротко помолился о спасении их всех. Рассвет застал их среди дикого нагромождения скал и песчаных наносов, совершенно необитаемого, без всякой растительности, кроме разбросанных там и сям пучков желтой травы. Но через час они услышали звук журчащей воды и за откосом увидели разрушенную крепость Доуэнлай. На склоне крутого холма располагалась беспорядочная куча старых домов из глиняного кирпича, окруженная зубчатой стеной, поцарапанной и опаленной многими осадами. На берегу реки стоял старый буддистский храм с покрытыми глазурью колоннами, но без крыши.

Внутри крепостных стен все спешились, и Вай, не говоря ни слова, вошел в свой дом — единственное пригодное для жилья строение. Утренний воздух был холоден. Пока миссионеры, дрожа, все еще связанные вместе, стояли на твердо утоптанном дворе, из маленьких пещер, что лепились подобно сотам, в скале, высыпало множество женщин и стариков, которые все время громко переговаривались и вместе с солдатами разглядывали пленников.

— Мы были бы благодарны за пищу и отдых, — обратился отец Чисхолм ко всем вместе.

"Пища и отдых" — эти слова передавались друг другу зрителями, как забавная шутка. Священник терпеливо продолжал:

— Вы же видите, как измучена женщина-миссионерка. — (Миссис Фиске, и правда, стояла в полуобмороке). — Может быть, какой- нибудь добрый человек даст ей горячего чаю.

"Чаю… горячего чаю…" эхом отозвалась толпа, сдвигаясь теснее вокруг. Они были уже на расстоянии вытянутой руки от миссионеров. Вдруг старик в переднем ряду с обезьяньей жадностью ухватился за часовую цепочку доктора.

Это послужило сигналом к началу грабежа — деньги, молитвенник, Библия, обручальное кольцо, старый карандаш священника в серебряной оправе — через три минуты маленькая группа лишилась всего, кроме ботинок и одежды. Когда эта свалка прекратилась, взгляд одной из женщин был привлечен неярким блеском черной пряжки на шляпе у миссис Фиске. Она тут же вцепилась в нее. Понимая, какая страшная опасность ей угрожает, миссис Фиске издала пронзительный крик и с храбростью отчаяния вступила в борьбу. Но все было напрасно. Пряжка, шляпа и парик, — все вместе, — были сорваны с ее головы и цепко зажаты в руках нападающей стороны. В мгновение ока ее лысая голова, беспощадно выставленная напоказ, засияла во всей своей гротескной и ужасной наготе. Все затихли. Потом раздался взрыв смеха, пронзительных криков, насмешек и издевательств. Миссис Фиске закрыла лицо руками и разразилась горючими слезами. Доктор робко попытался прикрыть череп жены носовым платком, но кусочек цветного шелка был немедленно сорван и исчез у него на глазах. Бедная женщина, подумал отец Чисхолм, сострадательно отводя глаза в сторону.

Внезапное появление капрала прекратило веселье столь же быстро, сколь быстро оно возникло. Толпа рассеялась, когда миссионеров увели в одну из пещер, отличавшуюся от других тем, что она была снабжена тяжелой решетчатой дверью, которая тут же захлопнулась за ними.