Любовный приворот для одноклассницы - Елена Граменицкая

Кристина стояла около грубо сколоченной кровати, покрытой соломой и застланной холщовым одеялом. Никакой подушки, на которой восседал маленький человечек, не было и в помине, вместо нее лежала сложенная в несколько слоев потертая коровья шкура.

Стараясь вспомнить сон, несчастная на миг закрыла глаза.

«Что такое „Черная смерть“, о которой говорил Модник?

Как я могу остерегаться человека с волчьим сердцем, если я не знаю, кто он?

Что случилось в Фогельбахе?»

Вопросы возникали один за другим и растворялись в неизвестности.

Тихий стук в дверь прервал ее бесплодные попытки осознать сон. Подхваченная сквозняком, утренняя греза мгновенно исчезла из памяти.

Дверь приоткрылась, и высокий мужчина, нагнувшись, шагнул в ее келью. Держа в руке факел, он приблизился к Кристине. Добрые, ясные, как летнее небо, глаза лучились морщинками, на губах играла искренняя улыбка.

– Как спалось, дитя мое?

Тихий, вкрадчивый голос Конрада заставил девушку вздрогнуть. Она не ожидала прихода столь высокого гостя. Испугавшись, наспех поклонилась присевшему на край ее кровати епископу и вжалась в противоположную стену.

– Не бойся меня, Кристина. Подойди ближе. Как ты себя чувствуешь? Ты голодна?

Не веря ушам, она еле слышно прошептала: «Хорошо…» – и следом отрицательно мотнула головой, отвечая на последний вопрос. Почему он столь любезен?

Конрад недоверчиво изогнул бровь:

– Ты лукавишь или боишься. Сейчас необходимо восстановить силы, которые важны не только для тебя, но и для малыша, которого ты носишь. Я прикажу накормить тебя.

Кристина опустилась перед священником на колени и, схватившись за край фиолетовой сутаны, подняла на него умоляющие глаза:

– Ваше Святейшество, скажите, что с Яковом? Он спасен?

Лицо Конрада омрачилось. Ясные глаза потемнели, как небо перед грозой.

– Мне жаль огорчать бедное дитя, но твоя опрометчивая жертва была бесполезна… Оболгав и отправив себя на костер, ты только оттянула мучения своего любимого. Но не спасла его.

Кристина без сил опустилась на холодный каменный пол. У нее не осталось желания продолжать бессмысленное существование.

Конрад нагнулся, поднял беднягу и, усадив ее рядом, продолжил:

– Видела ли ты хотя бы раз, чтобы паук, запустив жало в свою жертву, выпустил ее из паутины? Инквизитор, испробовав сладкого тела твоего возлюбленного, тайком слизнул с иглы каплю его крови. Теперь он завершит начатое. Втайне от следствия будет медленно истязать его тело и душу и получать не сравнимое ни с чем удовольствие. Постепенно он высосет из Якова жизнь. – Сердце бедной девушки едва билось. – Но надежда остается всегда. Не находишь ли ты странности в том, что проснулась не в темном подземелье, кишащем крысами, где сидят обвиненные в колдовстве, а в тайной камере, принадлежащей епархии? Да, на твоем окне крепкая решетка, ты спишь на соломе, но признай разницу.

– Почему я здесь? – тихо спросила Кристина.

Епископ вновь улыбнулся:

– У тебя богатый покровитель, глупышка. Барон фон Верен заплатил немалую сумму, чтобы уберечь мать своего ребенка от промозглой темницы. Ведь ты беременна от него, дитя мое? Хотя сердце обещала другому? – Голос епископа задрожал от еле скрываемой насмешки.

Кристина готова была сгореть со стыда. Она смиренно опустилась перед священником на колени, умоляя отпустить ей грех прелюбодеяния.

Конрад снисходительно улыбнулся и подал руку для поцелуя. Крупный, налившийся кровью рубин на его перстне блеснул в свете факела. Девушка благоговейно коснулась теплого камня губами. Епископ продолжил:

– Людям свойственно совершать ошибки. Хорошо, когда мы имеем возможность их исправить. Бедный Михаэль, его сердце разрывалось на части, когда ты лжесвидетельствовала, обрекая себя и его будущего сына или дочь на погибель. Но участия бескорыстного богатого вельможи в твоем деле было бы недостаточно. Мне безразличен его залог, выложенный за твою сохранность. Деньги давно перестали играть в моей жизни привычную роль. Ты сейчас в относительной безопасности потому, что нужна мне. А я, напротив, очень нужен тебе и твоему Якову.

Кристина жадно слушала. Не вдаваясь в смысл, вкладываемый Светлейшим в произносимые слова, она была рада даже крошечной надежде, замаячившей на горизонте.

– Я спасу тебя от костра, а твоего любимого – от лап извращенца, который сужает круги, мечтая прикоснуться к молодому телу и насладиться его мучениями, но взамен потребую услугу, которую ты мне пообещаешь оказать.

– Любую, клянусь! Я сделаю все, чтобы спасти его!

– Не торопись с клятвами, дитя мое. А если я потребую взамен твою невинную душу?

Кристина удивленно взглянула на епископа, скрестившего руки на груди и облокотившегося на каменную стену. Его скрытые в сумраке глаза казались черными дырами.

– Кто вы? – раздался ее робкий вопрос.

– Ты умна. Но вопрос твой неуместен. Я Конрад Макленбургский, глава фрайбургской епархии, ведущий процесс дознания по делу Кристины, уроженки Фогельбаха. Или ты видишь во мне другого человека? – Не дождавшись ответа, священник продолжил: – Я попытаюсь вырвать несчастного художника из цепких лап синьора Батисты, но когда мне понадобится твоя услуга – я не премину напомнить о долге. Согласна ли ты на столь неравнозначную сделку?

Кристина, зачарованная бархатным голосом Конрада, послушно кивнула. Конечно, она согласна.

Епископ, довольно улыбнувшись, поднялся с ее кровати и, направляясь к выходу, бросил на ходу:

– И я не требую скрепить договор кровью.

Девушка в ужасе отшатнулась.

Конрад улыбнулся и, проведя рукой по воздуху, разогнал морок:

– Прикажу сейчас принести немного еды. Набирайся сил, малышка Кристина. На днях начинается процесс по обвинению тебя в сношении с дьяволом и сотворении зла против рода людского. Как это впечатляюще звучит… – Он усмехнулся. – Но ты сама выбрала незавидную участь…

С этими словами тяжелая дверь за епископом закрылась. Кристина, боясь дышать, присела на кровать. Надежда, родившаяся в ее сердце, словно лучик солнца, осветила крошечную мрачную каморку, даруя возможность жить.

Конрад выполнил свою часть обещания с дьявольской точностью.

Он спас жизнь несчастного, не пощадив его тела.

Решил проблему с максимальной для себя пользой.

Пристально следя за сжимающимся кольцом болезненной инквизиторской страсти, точно рассчитав время, епископ послал за Яковом, когда произвол синьора Батисты был уже налицо.

После очередной тайной экзекуции художника бросили в подземную камеру полуживого, изнуренного многочасовыми бдениями на инквизиторском троне, оставившем глубокие раны на коже рук и задней поверхности ног.