Фамильные ценности - Александр Александрович Васильев

При перевозке, монтировке и разборке декорации царапались, обкалывались и оббивались по углам. Перед спектаклем я выходил на сцену с большой деревянной коробкой, в которой стояли гуашевые краски, и подкрашивал каждый скол. Этот прием я до сих пор использую во время подготовки своих выставок. Чтобы старинные туфельки и сумочки смотрелись в витринах как новые, их нужно чуточку подкрасить акварелью.

Если я был свободен от учебы, то приходил в театр даже днем. Работы всегда хватало. Однажды дали задание изготовить бутафорских лягушек для спектакля “Принцесса и дровосек”. Я выреза́л их из поролона и выкрашивал в зеленый цвет. В другой раз крутил бумажные цветочки для распустившихся деревьев в постановке “Вишневый сад”, где Раневскую вдохновенно играла Татьяна Лаврова. Для спектакля “Большевики” сшивал какие-то брошюры, составленные из старинных рукописей Томского университета.

Всегда приходилось красной гуашью подкрашивать пол – половик красного цвета неизвестно почему не подходил по габаритам к декорации. А для одного из главных хитов “Современника”, спектакля “На дне”, раскрашивал глиняные крынки и другой нехитрый скарб горьковских персонажей. Все поручения заведующего бутафорским цехом выполнял с большим удовольствием. Руководителем бутафорского цеха в то время был художник-плакатист Иванов, а заведующей реквизиторским цехом – Лиза Ворона, дама очень полная и приземистая, с характером. До работы в “Современнике” она служила в ЦДТ, хорошо знала мою маму и мне симпатизировала. В самом начале спектакля “На дне” она, не выходя из-за кулис, истошно кричала “Полиция, полиция!”, потом била чем-то тяжелым стекло в цинковом ведре, изображая, как в старом МХТ, бьющееся окно, и имитировала гром с помощью подвешенного большого железного листа. В спектакле “На дне” особенно запомнился мне очень тонкий актер Валентин Никулин в роли Актера.

Из всех актрис “Современника” я выделял Тамару Дегтярёву. Она мне казалась самой талантливой и самой красивой. Помню ее в музыкальном спектакле “Вкус черешни”, в котором звучали песни Булата Окуджавы. Например, такая:

Партнером Дегтяревой был знаменитый актер Юрий Богатырев. Они составили замечательный дуэт и прекрасно дополняли друг друга в этой польской мелодраме с нехитрым сюжетом о встрече бывших супругов в купе поезда. Декорация к этому спектаклю представляла собой громоздкую конструкцию из металлических труб в виде двух железнодорожных путей, сходящихся в одно купе. Наверху появлялись оба исполнителя и, напевая живым голосом в микрофон с длинным черным шнуром, как в “Голубом огоньке”, спускались вниз. Можно сказать, что этот спектакль в “Современнике” был прообразом западных мюзиклов, но только на двух актеров. Он был очень кассовым. Я помню две атласные блузочки Дегтяревой – персиковую и синюю – при юбке карандаш. Она дважды в спектакле переодевалась. Я любовался ею, а однажды ее шнур запутался в декорациях, и она знаком попросила меня помочь его освободить.

В театре “Современник” были свои иконы стиля. Самой модной актрисой считалась Мария Постникова. Будучи женой австрийца, она одевалась исключительно в вещи австрийского производства. И хотя в театре она ничего существенного не играла, вслед ей смотрели с обожанием и завистью, потому что на весь “Современник” она была практически единственной обладательницей замшевых сапог, вельветовых брюк и дубленки. Другой иконой стиля была актриса Наталья Каташева, которая одевалась очень модно: большие солнечные очки, на голове – шелковый платок-каре, она сама сидела за рулем своих новеньких “жигулей”, любила джинсы клеш и сабо на платформе из пробки. Это была реконструкция советского гламура! Она была дружна с моим кузеном, известным московским ловеласом и красавцем актером Володей Васильевым, потому была мила и со мной.

В “Современнике” я пересмотрел все спектакли, и не по одному разу. Видел “Вечно живых” с гениальной Галиной Волчек в роли Нюрки-хлеборезки. Это было что-то потрясающее! Декорации этого спектакля, обшитые неотбеленной тканью, стояли на поворотном круге и представляли сегменты интерьеров военного времени, которые калейдоскопом на этой карусели менялись. Запомнилась выразительная игра Гарика Леонтьева. Прекрасно помню спектакли “Балаганчик”, “Обыкновенная история”, “Валентин и Валентина” и “Двенадцатую ночь” с великолепной Анастасией Вертинской, прекрасной Мариной Нееловой и сногсшибательным Олегом Табаковым. Декорации этого спектакля были сделаны талантливым грузинским художником Иосифом Сумбаташвили. Они представляли собой металлизированную башню с нишами и проходами, к которой были прикреплены металлические аркообразные мосты на роликах – они вращались и меняли таким образом возможности мизансцен. А вот танцы в этом спектакле репетировала бывшая солистка Большого театра и подруга моей мамы миниатюрная балерина Аллочка Щербинина. Мы встречались с ней на сцене “Современника”. Затем она эмигрировала в Канаду и долгие годы проработала репетитором в Виннипегском королевском балете в Калгари. Мы долго переписывались, но в Канаде, увы, так и не встретились.

Помню очень хорошо “мужской костюм” в серых тонах Марины Нееловой и ее прическу “паж”, очень подходившую ко времени пьесы и моде 1970-х годов. Зрители ждали момента, когда на сцену выйдет Настя Вертинская в образе Оливии в черном траурном платье, покрытая почти непроницаемой вуалью. Скидывая вуаль, она обнажала не только прекрасное лицо, но и глубокий шнурованный вырез своего платья, спускавшийся ниже пупка. Зрительный зал замирал в восхищении. Это было очень эротично и для СССР почти недопустимо. Помню и Дегтяреву в этой роли, но декольте было чуть пристойнее.

С божественной Настей Вертинской мы познакомились в столовой “Современника”, куда я часто заходил, чтобы выпить томатного сока и съесть горбушку черного хлеба с солью. На это я тратил 11 копеек. Нас представил друг другу Стасик Садальский, знавший меня по летнему отдыху в Паланге. Он подозвал меня к столику, за которым сидел с Настей, и спросил:

– Ты знаком с нашей ведущей актрисой Анастасией Вертинской?

Вертинская ответила за меня:

– Кто ж не знает букву “ять”, как и где ее писать.

Много лет спустя, на ужине у меня дома в Париже, я напомнил Насте о нашем знакомстве, и она призналась, что это была любимая поговорка ее папы.

Кстати, именно Анастасия Вертинская дала мне рекомендацию для вступления в комсомол. Ведь в ту пору без членства в рядах ВЛКСМ не принимали в институт, а я готовился поступать в Школу-студию МХАТ.

Стасик Садальский, который был комсоргом “Современника”, и Костя Райкин поручились за то, что я – рабочий класс. С этим я и отправился в райком ВЛКСМ, расположенный у Покровских ворот. Там сидела очень противная тетка.

– Васильев, вы ведь у нас пролетариат? – спросила она.

– Типичный! Бутафором работаю.

– Тогда ответьте на вопрос. Сколько орденов на знамени ВЛКСМ?