Намек. Архивный шифр - Иван Кузнецов

делами совершенно незнакомых ему людей, а только сидит на койке, мерно раскачиваясь и вперив тусклый взор в одну точку?

Часто вспоминался друг юности Алексей Извольский — как сидел тот, потухший и безразличный, в палате клиники для умалишённых. Думалось: вот если бы Алексею, ещё молодому и здоровому, рассказать, чем занимается теперь Николай, каким интересом загорелись бы глаза друга! Тот был романтик и очень тянулся к герметическим знаниям, ко всякому эзотеризму…

А ещё Николай понял, благодаря службе в НКВД, что в мире очень много тайн, создаваемых людьми, и секретов, ими охраняемых.

Странно! Он ведь знал об этом раньше. В юности даже гонялся за подобными секретами. Но теперь-то стало ясно, что над тёмными водами тайны он некогда в романтическом юношеском настрое заприметил лишь невзрачную верхушку одного из множества айсбергов, да и не самого крупного.

Удивительно повернулась жизнь. Нынче Николай получил возможность на трезвую, никакой романтикой не затуманенную, седеющую голову разобраться кое с какими секретами…

После смерти жены Бродов так и продолжал жить в полуторакомнатной полуквартире, имевшей выход в длиннющий общий коридор с двумя тесными санузлами в дальнем конце. Система, которая некогда казалась прогрессивной и очень комфортной, в сравнении со множеством других вариантов московских жилищ, постепенно обнаружила недостатки, но Николаю они не досаждали: он, как правило, только ночевал дома.

Приказ явиться за ордером стал для него совершенным сюрпризом. Выделили двухкомнатную квартиру в новом доме на Зубовском бульваре, неподалёку от старого места жительства. Столько площади — одному! Бродов за годы службы усвоил простое правило: не обсуждать приказы начальства, если они не несут прямого вреда делу или тебе лично. Именно так: не то что не оспаривать, а даже не обсуждать. Руководствуясь правилом, он не стал выяснять, зачем и по какой причине ему дали отдельную квартиру. Видимо, по статусу полагается, новая должность обязывает.

Стал готовиться к переезду. Мысленно. Потому что времени собрать вещи совсем не было. Николай составил план сборов: что взять с собой, что бросить, что потом купить, как паковаться. Грузовую машину для переезда ему пообещали выделить. Позвал на помощь палочку-выручалочку — Полю. Та сделала всё необходимое споро, без лишних вопросов и обсуждений.

В новой квартире сестра, обычно скупая на проявления чувств, почему-то всплакнула.

— Ты что? — удивился Николай.

— Тебе бы сюды жену, ребёночка…

Приобняв Полю, он сказал с утешительной усмешкой:

— Я старый. Ты приезжай почаще. Ребят бери, — добавил ритуально.

Сестра всего пару раз привозила внуков в Москву. Она считала возможность немного пожить у брата собственной привилегией, заслуженным курортом — за то, что в остальное время отдавала всю себя семье дочери.

Ради обустройства нового жилища Николай всё-таки выкроил одно воскресенье и не пренебрёг специально выделенным ему на это дополнительным свободным днём: когда ж ещё сходить в магазин за недостающей мебелью?

С особым вниманием и удовольствием он расставил книги и разложил бумаги. За жизнь у каждого человека накапливается множество документов, каких-то справок, расписок, которые надо хранить, писем, которые не поднимается рука сжечь. А у Николая плюс к тому были конспекты лекций, учебников, книг по военным наукам, собственные подготовительные материалы к рефератам, просеминарам, политинформациям. Такие материалы тоже не выбрасывают. Будь ты хоть семи пядей во лбу, но до старости лет нет-нет да и случается заглянуть в свой студенческий конспект.

Бродов купил в новую квартиру солидный, совершенно «буржуйский» книжный шкаф. Верх — с застеклёнными дверцами — для книг, а низ закрытый — для бумаг. Всё разместил так, что можно сразу найти и удобно взять.

Гляди-ка! Есть же резон в том, что ответственным работникам дают просторные квартиры. Удобное жильё высвобождает время на важные дела. Николай усмехнулся: ишь, заважничал!

Среди других материалов лежал и широкий — в лист — конверт, уже слегка зажелтевший, с размашистой надписью карандашом: «Для Бродова». Внутри — последняя из написанных Кеничем глав его неоконченного романа «Ясные звёзды». И ещё один конверт — с прочитанным, но так и не отданным автору назад отрывком.

Николай никогда не забывал о том, что среди его бумаг находятся эти конверты. Иногда подумывал: куда бы отдать рукопись, чтоб со смыслом.

Сначала намеревался передать Сашиным коллегам — журналистам, литераторам. Вдруг те решат, что роман хорош и в неоконченном виде. Саша ведь рассказывал своим знакомым о замысле романа, а после его гибели кто-нибудь из друзей разбирал бумаги и нашёл остальные машинописные фрагменты. Вдруг захотят издать в память о молодом писателе? Однако закрутился, осваивался в Штабе РККА, вникал в задачи, трудновато приходилось первые пару лет. Когда же очнулся от своих дел, обнаружил, что время переменилось. В начале тридцатых роман «Ясные звёзды» вряд ли придётся ко двору и вряд ли станет кто-то хлопотать о публикации.

Можно бы отдать в архив. Там всяко долежится до очередных перемен, всяко дождётся времени, когда бумаг коснётся рука будущего исследователя. Когда-то, возможно, снова в почёте окажется буйство фантазии, строгий реализм уступит место эзотеризму и мистическим чудесам, а классовая принадлежность героев станет абсолютно неинтересна и не важна читателю будущего. Но для того, чтобы сдать часть рукописи в архив, надо бы выяснить, куда или к кому попала другая — большая — её часть. Чтобы выяснить, этим надо заниматься, а Николай всё не мог выкроить время. Или не хотел.

Нечитаные странички его останавливали. Не отдавать же, не ознакомившись. А чтение всё откладывалось, поскольку не было в нём никакой обязательности и срочности. Так совершенно незаметно проскочил десяток лет.

Именно так. Около десяти лет прошло со дня гибели молодого журналиста и писателя, а не забылись, помнились, как вчера, и главы из его странного, несвоевременного, но захватывающего романа о масонах, и подозрительные обстоятельства его внезапной смерти от удара в грудь слишком тяжёлым футбольным мячом. Помнился и сам Саша — ладный, активный, полный сил и энтузиазма. Именно про таких говорят: «жить бы да жить». Помнились беседы с ним — неожиданно глубокие.

Теперь Николай по-новому взглянул на роман Кенича, на историю тайной масонской организации в Москве, изложенную Сашей так, что фантастическая составляющая совсем не ощущалась, будто журналист вёл репортаж о собственном расследовании подлинных событий. Вдруг интересно стало, что же ещё Кенич успел написать.

Ведь нынче Николай и сам занимается сплошной фантастикой — повседневно, обыденно, с присущей ему занудной скрупулёзностью, где-то даже рутинно. В то же время рутина не затягивает: всякий день приносит открытия, наполнен смыслом и интересом.

Похожее настроение царило в Сашиной рукописи: люди, засучив рукава — даром что представители эксплуататорских