Диверсант - Григорий Шаргородский

Игра обещала быть опасной и… очень интересной — чего греха таить, такая жизнь мне нравилась, несмотря на все правила, условия и исключения.

Буквально излучающие белый свет стены Палат Зимы нравились императрице Ларе не только из-за ощущения дополнительной прохлады в жаркие дни лета. Она выбрала эти комнаты, потому что здесь жил человек, за короткий отрезок времени заставивший ее пережить очень противоречивые чувства. Всего за декаду она прошла через презрение, ненависть и достигла стадии любви. Правы были мудрецы из горного Цодара — от ненависти до любви всего лишь один шаг. Нахлынувшее внезапно чувство все еще жило где-то в закоулках ее души рядышком с болью, которая поселилась в императрице после гибели супруга.

Была еще одна тайна, которая не давала Ларе покоя. Почему так случилось, что и вызвавший в ней восторженные чувства жгучий пират, и любимый супруг-император не только были неуловимо похожи? Но и ушли из ее жизни с совершенно одинаковой фразой: «Когда ты грустишь, твои глаза похожи на осеннее небо».

Воспоминания больно кольнули сердце, и, словно в ответ на ее чувства, из колыбели послышался плач младенца. Сидящая рядом с коляской няня всполошилась, но Лара подошла ближе и жестом приказала женщине отойти. Почувствовав присутствие матери, названный в честь своего отца будущий император Хван Второй замолчал и вновь уснул.

Лара постояла немного возле колыбели, а затем тряхнула головой и вызвала фрейлин, для того чтобы они помогли одеться для малого приема. Сегодня он обещал быть интересным, потому что в списке посетителей значилось имя графа Вана Гвиери — наследника и преемника человека, который заменил Ларе отца и защищал ее до последнего вздоха. О фигуре молодого графа судачил весь имперский двор. Никому не известный барон из северного захолустья в одночасье стал графом и получил в подарок от императрицы огромные территории. Все искали потаенные мотивы в ее поступке и почему-то дружно забывали, что именно этот мальчик едва ли не в одиночку захватил столицу и убил самозванца.

На малом приеме кроме графа присутствовали еще несколько вельмож. Обсуждались разные вопросы, но из серьезных была затронута только одна тема — таинственные дари. Молодой Гвиери, который привлек внимание императрицы еще на церемонии графской коронации, выдвинул предположение, что империя имеет дело с тайной агрессией со стороны народа нелюдей. Его тут же высмеяли. Даже доказательства в виде чудовищного вида тел в Большом тронном зале не показались придворным убедительными. Все решили, что это просто наемники лжеимператора.

Как ни странно, граф не стал спорить и умолк до конца аудиенции, но Лара прекрасно видела, что это не отступление, просто он сказал все, что хотел, и не желает вести бесполезных споров. Лара даже вспомнила единственную просьбу своего наставника на смертном одре — доверять Вану и не мешать в его делах.

Поведение молодого Гвиери все больше волновало Лару — при взгляде на него в груди императрицы возникало щемящее чувство узнавания. Сама не зная зачем, она остановила графа, когда он собирался покинуть кабинет, и, дождавшись ухода остальных посетителей, задала неожиданный даже для самой себя вопрос:

— Скажите, граф, на что похожи мои глаза в момент грусти?

Юноша вздрогнул, но это был настолько короткий момент замешательства, что Лара его не заметила.

— Ваше императорское величество, ваши глаза прекрасны в любом состоянии, а что касается грусти, то я молю всех святых, чтобы это чувство никогда не прикасалось к вашему сердцу. — Улыбнувшись, граф поклонился и покинул кабинет.

Он высказался изящно, но совсем не так, как ждала императрица. И все же Лара по-прежнему сомневалась — ей не давало покоя до боли знакомое выражение глаз и улыбка этого человека.