Танец для двоих - Виктория Клейтон

Я решила не возвращаться сегодня в офис. Вместо этого я отправилась домой и занялась тем, что считала своей настоящей работой. Джайлс одолжил мне книгу Вазари «Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих», которая, как он сказал, хоть и изобилует рядом неточностей, но совершенно необходима тому, кто интересуется историей/ искусства. Я не знала, что Вазари жил в шестнадцатом столетии и был современником Микеланджело. Я начала читать и вскоре была настолько увлечена великолепной прозой, что мне показалось, что я нахожусь во Флоренции эпохи Чинквеченто[59].

— Как интересно! — сказала я Дэниелу. Дэниел зашел на кухню около шести. Я читала главу о жизни Джотто и делала майонез для sauce rйmoulade[60]. — Представляешь, Чимабу проходил мимо, когда Джотто высекал изображение овцы на скале куском кремня. Он тут же предложил молодому Джотто стать своим учеником. Я увидела, как наяву, жаркий летний полдень, стадо овец и почувствовала запах розмарина, который поднимается в летнем воздухе над холмом.

— Очень романтично, но вряд ли соответствует действительности, — Дэниел засмеялся. — Вазари не является источником, заслуживающим доверия. Но, тем не менее, ты молодец, что взялась за эту книгу. Кстати, имя учителя Джотто произносится Чимабуэ[61], а не Чимабу, как ты сказала. Ты наливаешь масло в соус слишком быстро. Запомни, следует лить его капля за каплей, как дождь. Видишь, соус распался на фракции.

— О черт! Сколько еще предстоит выучить. Кажется, у меня получается только поверхностно знакомиться с предметами. Сейчас я поняла, что можно потратить целую жизнь лишь на то, чтобы получить базовые знания об итальянском Ренессансе. Узнать все за несколько недель совершенно невозможно. Что же мне делать с соусом?

— Все равно стоит начать. Ты получишь представление о времени. Майонез придется приготовить заново. Возьми свежий желток! Ради Бога, убери книгу со стола, ты запачкаешь ее. Хорошее издание, замечательный переплет.

Дэниел раскрыл книгу и на титульном листе увидел надпись «Джайлс Фордайс», сделанную элегантным, немного скошенным почерком. Улыбка исчезла с его лица.

— Этот парень, по-видимому, слишком хорошо о тебе думает, если дает тебе подобные книги. Слава Богу, он не видел, как ты капнула маслом на страницу. — Дэниел холодно взглянул на меня. Его черные глаза осуждающе сузились. — Это он приглашал тебя на ленч? Он пишет письма, которые я постоянно нахожу в холле на столе?

— Что ты! Конечно, нет! Могу тебя уверить, что Джайлс ни капельки не интересуется мной. Он считает своим долгом вытянуть меня из плена невежества. Это просто любезность с его стороны. Он уже встречается с другой девушкой.

— Любезность? Ага, я понял. А другой любовник? Который несколько раз подвозил тебя домой?

— Пирс? Господи! Ты почему-то недолюбливаешь его. Я уже давно порвала с ним.

— Почему же тогда он приперся вчера поздно вечером? Он был настолько пьян, что еле стоял на ногах. Думаю, что его привлекла сюда не моя коллекция китайского фарфора.

— Я не знала, что он приходил. Почему ты не сказал мне?

— Было слишком поздно. Ты и твоя подруга уже спали. Я тоже спал, но услышал звон колокольчика, встал и открыл дверь. Я объяснил твоему другу, что мы не принимаем посетителей после десяти. Он настаивал, но я был непреклонен. Он сказал, что ты единственная его любовь и что он собирается покончить жизнь самоубийством. Я посочувствовал, но остался тверд.

— Прости, пожалуйста! Очевидно, он сильно тебя допек.

— Ничего страшного. Мы, пожилые люди, умеем справляться с непрошеными гостями.

— В самом деле, Дэниел! Ты говоришь так, словно тебе сто пятьдесят лет. Глупо притворяться, что ты вот-вот впадешь в старческий маразм. Я никогда не думала о тебе как о человеке, который намного старше меня.

— Никогда? Правда? — Дэниел поднял брови и улыбнулся холодной тонкой улыбкой. — Я польщен. Теперь ты должна добавить горчицу и траву. Что ты делаешь? Нельзя класть каперсы в соус целиком! Ты должна хорошенько измельчить их. Никогда еще мне не приходилось видеть женщину, которая была бы, как ты, напрочь лишена кулинарной интуиции.

Дэниел ушел, оставив меня на кухне в одиночестве. Я безуспешно пыталась измельчить ингредиенты соуса в соответствии со стандартами Дэниела. Он вернулся, когда я успела покрошить половину корня сельдерея мелкой соломкой.

— Я намереваюсь превзойти в благородстве мистера Джайлса Фордайса, — сказал Дэниел с сарказмом в голосе. Он положил на стол, подальше от моих мисок с соусом, восемь книг. — Если ты на самом деле желаешь заняться самообразованием, то должна прочитать все это. Эти восемь книг сформировали политическую историю человечества. Начни с «Законов Хаммурапи», которые написаны в Вавилоне за восемнадцать столетий до Рождества Христова. Затем прочти «Книгу Мертвых», которая сможет объяснить озабоченность древних египтян потусторонним миром. Эта озабоченность предопределила статический характер древнеегипетской цивилизации. Третья книга — Тора, священная книга иудеев. Четвертая — поэмы Гомера. Они лежат у истоков древнегреческой культуры. Пятая — «Законы Ману», памятник древнеиндийской литературы. Шестая — Конфуций. Он оказал огромное влияние на умы правителей Китая. Седьмая — «Республика» Платона, восьмая — «Политика» Аристотеля. Таким образом, мы добрались до 330 года до нашей эры.

— Немало! — беззвучно вздохнула я, глядя на объемную стопку.

Я взяла в руки Тору, обложка которой была потрепана немного больше остальных. На титульном листе было написано: «Дэниел Эзра Эбельмелех, 1946 г.».

— Это моя собственная копия Торы. Видишь, я не желаю, чтобы кто-то превзошел меня в галантности. — Дэниел нарочито вежливо поклонился до пояса.

— Это твое настоящее имя?

— Конечно. Когда я прибыл в Англию, то решил, что навсегда порву со своим еврейством. Поэтому я взял фамилию Фогг. На следующий день после моего прибытия на Лондон спустился густой туман. В желтом дыму нельзя было разглядеть пальцы на вытянутой руке.

— Как интересно! Я и понятия не имела, что ты еврей.

— Ах! Перед тобой человек с характерной внешностью и именем Дэниел, а ты не догадывалась, что я представитель избранного народа! — Дэниел злобно рассмеялся. Его смех перешел в сухой кашель.

— Извини меня, пожалуйста! — промямлила я виновато. — Я не узнала в тебе еврея лишь потому, что нечасто в своей жизни встречала евреев. По правде говоря, я не встречала ни одного из них.

Я мучительно старалась вспомнить все, что мне приходилось слышать о евреях. Р. Д. однажды назвал знакомого «еврейчиком». Безусловно, Р. Д. хотел унизить его. Я не знала смысла этого слова, но чувствовала негативную интонацию. Вряд ли среди моих школьных подруг были еврейки. Все, что я знала о еврейском народе, было почерпнуто из книг. Я вспомнила старого доброго еврея Риа из романа Диккенса «Наш общий друг». Риа намного превосходил по своим человеческим качествам хозяина-христианина, но был абсолютно беззащитен. Его притесняли и унижали абсолютно все. Джордж Элиот попыталась оправдаться за «Мальтийского еврея»[62]и Шейлока[63], когда написала «Дэниел Деронда». Но в ее романе хороший еврей является исключением из общего правила. Он не похож на других представителей своего народа. В голове пронеслись строки из «Венецианского купца»: «Да разве у жида нет глаз? Если нас уколоть — разве у нас не идет кровь? Если нас отравить — разве мы не умираем?»[64]