Варяжский сокол - Сергей Шведов

Наконец по залу пронесся вздох облегчения и наступила мертвая тишина. Воевода Святополк торжественно вывел на помост бледного то ли от волнения, то ли с похмелья княжича. Впрочем, Дир держался уверенно и ногу ставил твердо, что с удовольствием отметили его сторонники. В наступившей тишине слова воеводы прозвучали особенно веско:

– Люб ли вам князь Дир сын Яромира на великом киевском столе?

Пауза наступила такая, что у боярина Любомира зазвенело в ушах, а потом как прыжок с горы:

– Люб!

И настолько дружным было это «люб!», что не выдержали плотно закрытые окна и раскрылись навстречу свежему морозному воздуху. Слабое протестующее «нет» просто утонуло в дружном реве. А когда воевода задал свой вопрос во второй и третий раз, то этого «нет» уже никто не услышал, ибо «люб!» кричали уже и самые горячие сторонники князя Ждислава.

– Да здравствует великий князь киевский Дир, и да помогут ему и нам славянские боги.

– Да здравствует! – дружно, но вразнобой откликнулось почтенное собрание.

Столь счастливое и быстрое разрешение проблемы, грозившей Киеву нешуточной бедой, поразило многих. Ждали ведь большого лая, а то и крови. Но получилось так, что никто никому худого слова не сказал, а имя Ждислава на Большом Вече даже не прозвучало, словно и не было такого претендента на великий стол. Удельные князья, бояре, ганы, ротарии и старшие мечники княжеской дружины дружно повалили из душного зала во двор, засыпанный свежевыпавшим снегом. По Киеву уже звучали била, оповещая горожан о благополучном избрании нового великого князя.

– Пусть будет Дир, – согласились киевляне и потянулись к лобному месту, чтобы увидеть жертвования славянским богам. Жертва была щедрой, это признали все. Чуть ли не целое стадо быков ушло под нож во славу Даджбога и Перуна-Световида. И иных богов подношениями тоже не обидели ни щедрый великий князь, ни его бояре, ни волхвы. Жертвенное мясо тут же варили в огромных котлах и раздавали всем желающим. Недостатка в вине и браге тоже не ощущалось, и день, суливший большие потрясения, заканчивался под дружные крики загулявшего народа: – Любо! Любо!

Большой терем великого князя с трудом вместил всех гостей. Столы пришлось накрывать не только в зале для пиров, но и в гридне, и даже во дворе, где запалили большие костры. Тут уж удельные князья, бояре и ганы сильно потеснили обнаглевших ротариев, кичась знатностью рода и заслугами предков. Из русов в навершье стола сидели только Сивар Рерик и еще два седоусых атамана. Рыжего Сивара ну никак нельзя было оттереть, и детина он здоровый, и рода в славянских землях далеко не последнего. Атаманов же почтили за возраст и большие заслуги перед всем славянским миром. Прочих же ротариев затолкали в охвостье, посадив их среди старших мечников. Да они, надо отдать им должное, в навершье и не рвались, а многие и вовсе гуляли во дворе, благо воли там было больше, чем за чинным столом великого князя Дира. Сам новый великий князь гордо восседал во главе стола и на ноги поднялся только однажды, чтобы выразить благодарность славянским богам и полянским вождям, доверившим ему власть над благодатной землею. Справа от Дира сидел боярин Любомир, слева – воевода Святополк. Более на княжий помост никого не пустили. Зато рядом с помостом неожиданно для многих расположился радимецкий удельник, князь Горазд. За что такая честь выпала радимичу, многие так и не поняли, но перечить воле Дира не стали. О боярине Пясте тоже споров не было, а далее уже садились по чину и по родовым заслугам. Боярин Облога как сел рядом с князем Гораздом, так с места и не шелохнулся, несмотря на ор обиженных. Боярин Голован устроился рядом с Пястом напротив Облоги, ну а Всеслав с Ратмиром своего не упустили и примостились рядом со старыми друзьями. Да и с какой стати ближникам умершего князя Ярополка уступать привычные места каким-то горлопанам с дальних уделов, будь они хоть трижды князья.

– А куда же все-таки запропастился князь Воислав Рерик? – громко задал волновавший его с самого утра вопрос боярин Ратмир. Взоры присутствующих тут же обратились на сидящего неподалеку Сивара Рерика.

– Сокол рожден, чтобы летать, – загадочно ухмыльнулся рыжий варяг.

– А вот любопытно, для чего рожден Черный Ворон? – не остался в долгу Ратмир.

– Кто Ворона поминает, тот беду выкликает, – укоризненно покачал бритой головой седоусый атаман, сидящий рядом с Сиваром. – Знал я одного знатнейшего боярина, который извел своего соперника, а потом на пиру свадебном назвал его Черным Вороном и стал над ним насмехаться.

– Ну и что? – строго спросил заинтересованный Горазд.

– Так прилетел Ворон на брачный пир, и боярин тот пал мертвым, – спокойно отозвался атаман.

– Городишь непотребное! – вмешался в разговор боярин Любомир. – При чем тут ворон, коли тебя о Рерике спросили.

– Так ведь нельзя убить Сокола, не потревожив Черного Ворона, – спокойно отозвался атаман, глядя прямо в лицо боярина синими строгими глазами. – Дай срок, прилетит.

В охвостье стола смеялись, а здесь, в навершье, наступила мертвая тишина. Боярин Ратмир уж и не рад был, что затеял этот разговор. Какое ему, в сущности, дело, где летает варяжский Сокол и летает ли он вообще.

– За здоровье великого князя Дира, – громко произнес воевода Святополк и тем разрядил обстановку.

Далее пир пошел своим чередом. О Воиславе Рерике никто больше не вспоминал, благо столы ломились от яств, а кубки наполнялись вином чаще, чем это было потребно для связной беседы. Сильно принял даже боярин Любомир, который прежде не отличался невоздержанностью. О Дире и Пясте и говорить нечего. У этих уже сильно заплетались языки. Да и во всем княжьем тереме трезвого человека очень долго пришлось бы искать. Трудно даже сказать, кто первым заикнулся о княжне Зорице. То ли сам захмелевший великий князь о ней вспомнил, то ли Пяст заговорил о сватовстве. Но только Дир вдруг решил здесь же на пиру объявить о свадьбе своего верного друга боярина Пяста и братичады Зорицы. И как ни удерживал его боярин Любомир от поспешного шага, молодой князь твердо стоял на своем.

– Приведи Зорицу, – сказал Дир Святополку.

– Как прикажешь, великий князь, – со вздохом отозвался воевода и отправил своего сына Венцеслава за девушкой.

Пьяный боярин Пяст порозовел. Князь Горазд встревоженно глянул на боярина Любомира – не рано ли затеяли разговор о свадьбе? Но Любомир, видимо, решил, что чем быстрее будет объявлено о помолвке его сына с княжной Зорицей, тем лучше, и на призыв к осторожности не отреагировал.

– А что, – опять не удержался от ехидного вопроса в сторону ротариев боярин Ратмир, – других женихов у княжны Зорицы нет?

На пьяного боярина зашикали со всех сторон, а Дир, похоже, собирался запустить в него костью, но его удержал воевода Святополк. Однако упрямый Ратмир не унимался:

– Вот сейчас мы и увидим, прилетит Черный Ворон или нет.

– Да что ты раскаркался! – в сердцах прикрикнул на товарища Облога. – Типун тебе на язык.