Стрекоза в янтаре. Книга 1. Разделенные веками - Диана Гэблдон

Как только дверь за ней затворилась, Джейми расслабился. По мере того как он все глубже погружался в горячую воду, на лице его отражалось полное блаженство, а обычно бледная кожа покраснела. Глаза были закрыты, на высоких скулах и вокруг глаз выступили и заблестели мелкие капельки пота.

— Мыло… — пробормотал он и с надеждой приоткрыл один глаз.

— Да, конечно. — Я протянула ему кусок мыла, затем присела на табуретку рядом с ванной. И стала наблюдать, как он тщательно намыливает и трет тело, затем подала ему кусок пемзы, которым он принялся скоблить ступни и локти.

— Джейми… — вымолвила я наконец.

— Ау?

— Мне не хотелось бы спорить о методах, — осторожно начала я, — и потом, мы с самого начала договорились, что ты можешь чувствовать себя свободным, относительно, конечно, однако… Неужели тебе действительно пришлось…

— Пришлось что, Саксоночка? — Он перестал мыться и выжидательно смотрел на меня, склонив голову набок.

— Ну… пришлось… это… — Я чувствовала, что тоже краснею, хотя горячая вода была здесь ни при чем.

Из воды вынырнула большая рука и опустилась мне на плечо. Пар, исходящий от нее, прожигал тонкую ткань рубашки.

— Саксоночка, — начал он, — неужели ты всерьез думаешь, что я мог…

— Ах, ну ладно, оставим это!.. — сказала я, однако не успела отвести глаз от отметины на бедре. Он рассмеялся, хоть смех получился и не слишком веселый.

— Да, маловато в тебе веры! — с горечью заметил он.

Я отстранилась, избегая его прикосновения.

— Знаешь ли, — сказала я, — когда муж является домой утром весь в укусах и царапинах, воняет духами и не отрицает, что провел всю ночь в публичном доме…

— И откровенно рассказывает жене, что он только смотрел и не действовал… — подхватил он.

— Ты хочешь сказать, что все эти отметины возникли сами по себе, от одних лишь наблюдений?! — огрызнулась я, затем поджала губы. Я понимала, что выгляжу сейчас обыкновенной ревнивицей, но мне было наплевать. Некогда я поклялась себе воспринимать все спокойно и с достоинством, как подобает настоящей светской даме, и всегда верить Джейми. И потом, разве можно приготовить омлет, не разбив яиц? Пусть даже там что-то и было…

Я расправила клочок влажной ткани на рукаве, чувствуя, как сквозь шелк проникает холод, затем взяла себя в руки и продолжила, стараясь говорить как можно более спокойным тоном:

— Или же эти шрамы — свидетельство сражения, в котором ты одержал победу, защищая свою честь и невинность? — Однако спокойный тон не получился. Следовало признать, что голос мой звучал визгливо и истерично. Ладно, тоже наплевать…

В толковании интонаций Джейми был далеко не промах. Он сощурил на меня глаза и уже приготовился было ответить. Набрал в грудь воздуха, затем, видно, передумал и отделался лаконичным:

— Да… — Пошарив в ванной, выудил кусочек мыла и протянул мне. — Не поможешь помыть мне голову? В карете его светлость вырвало прямо на меня, кажется, я весь до сих пор так и воняю…

Секунду я колебалась, затем приняла эту «оливковую ветвь».

Под густыми намыленными волосами прощупывался крутой изгиб черепа и длинный шрам, сбегавший от макушки к шее. Я крепко впилась пальцами ему в загривок и почувствовала, как весь он расслабился.

Мыльные пузырьки стекали по мокрым блестящим плечам, пальцы мои скользили следом, поглаживая и растирая кожу.

Он действительно очень большой, подумала я. Находясь с ним рядом, я порой как-то забывала об этом, но лишь до того момента, пока вдруг не видела издали, как он возвышается над целой группой мужчин, и меня всякий раз заново поражала грация и сила, исходящие от этой мощной фигуры. Теперь же он сидел скорчившись, подогнув колени чуть ли не к самому подбородку и упираясь плечами в края ванной. Он слегка наклонился вперед, и взору открылись эти ужасные шрамы на спине. Толстые красные рубцы, рождественский подарок Джека Рэндол-ла, они легли поверх тонких белых линий, следов предшествующей порки.

Я нежно касалась шрамов, и сердце мое сжималось от жалости. Я видела эти раны, когда они были еще свежими, видела его, доведенного почти до безумия, пытками и унижениями. Но я вылечила его, а он со всей отвагой, присущей его благородному сердцу, сражался за то, чтоб снова стать самим собой, вернуться ко мне… Растроганная всеми этими воспоминаниями, я убрала хвостик мокрых волос с шеи и наклонилась поцеловать.

И тут же отпрянула. Он почувствовал резкость моего движения и поднял голову.

— Что такое, Саксоночка? — разнеженно спросил он, голос звучал низко и приглушенно.

— Ничего — ответила я, не сводя глаз с темно-красных отметин на шее. Наши сестры из больницы в Пемброуке скрывали их, игриво повязывая вокруг шеи шарфики, когда поутру являлись на работу после свиданий с солдатами с военной базы, находившейся поблизости. Но мне всегда казалось, что истинной их целью было продемонстрировать свои успехи, а вовсе не скрыть следы поцелуев.

— Нет, ничего особенного, — снова сказала я и потянулась за кувшином. Он стоял на подоконнике и был на ощупь ледяным. Я взяла кувшин и вылила все его содержимое Джейми на голову.

И тут же приподняла подол шелковой ночной рубашки — увернуться от волны, выплеснувшейся из ванной. Он весь дрожал и был слишком потрясен, чтобы вымолвить что-то членораздельное. Я только видела, как он шевелит губами.

— Так, значит, только смотрел? — холодно спросила я. — Или все же урвал капельку удовольствия, бедняжка?

Джейми с такой силой опустился в ванну, что вода так и хлестнула через края на каменный пол.

— Что ты хочешь услышать от меня, Саксоночка? — спросил он. — Что я хотел их? Да, хотел! Так, что яйца ныли! Так, что меня тошнило при одной лишь мысли о том, что мужчина может дотронуться до любой из этих шлюх!

Он откинул со лба пряди мокрых волос и гневно сверкнул глазами.

— Это ты хотела бы услышать?! Теперь довольна?

— Не совсем, — ответила я. Лицо у меня горело, и я прижалась щекой к холодному оконному стеклу, впившись пальцами в подоконник.

— По-твоему, выходит, что смотреть на женщину с вожделением — уже значит совершать с ней прелюбодеяние, так?

— А по-твоему, нет?

— Нет, — коротко ответил он. — Я не совершал. А что бы ты сделала, Саксоночка, если б узнала, что я лег с шлюхой? Влепила бы мне пощечину? Выгнала бы из спальни? Не пускала бы меня в кровать?

Я обернулась.

— Я бы тебя убила… — тихо произнесла я сквозь зубы.

Брови его удивленно взлетели вверх, рот недоверчиво приоткрылся.

— Убила бы? Меня?! Господи!.. Если б я застал тебя с другим мужчиной, то убил бы его, а не тебя. — Уголок рта у него нервно дернулся. — Так что учти, — продолжил он после паузы, — от этого твоего поступка я тоже был бы не в восторге, но убил бы его, не тебя.