Посол без верительных грамот - Сергей Снегов

Когда Араки замолчал, Боячек задал вопрос:

— Развитие человека из родительских клеток до взрослого состояния охватывает примерно двадцать лет. Мы знаем, что моделирование обратного развития — процесс ускоренный. Насколько он ускорен? Долго ли нам в лаборатории дожидаться результата?

— Процесс ускорен примерно в сто тысяч раз, — ответил Араки. — Двадцать лет прямого развития будут втиснуты нами в два часа при моделировании обратного развития.

— Два часа прождать можно, — согласился президент.

Араки попросил пройти в аппаратную. Аппаратная возвышалась над залом прозрачной закрытой верандой. Отсюда можно было наблюдать за тем, что совершается внизу, где стояли два саркофага, и следить за механизмами, смонтированными на внутренней стене. Боячек, огромный, сутулый, заложив руки за спину, медленно прохаживался вдоль линии аппаратов. Арман и Рой сели напротив «Сумматора расхождения» — так назвал Араки этот сложный прибор, показывавший степень отличия структуры Спенсера и Гаррисона от средней человеческой.

Генрих лишь бросил рассеянный взгляд на командные и анализирующие аппараты и, подойдя к прозрачной наружной стене, смотрел вниз.

Внизу лежали два мертвых человека, о которых лишь после смерти стало известно, что они вовсе не люди, а псевдолюди, как называл их брат. С одним из этих псевдолюдей Генрих провел вместе несколько дней в салоне звездолета — вместе ели, разговаривали, любовались звездным небом на экране. Человек был как человек: суховатый, немногословный, рассудительный, редко улыбающийся, но как-то мило улыбающийся, улыбка красила его невыразительное лицо. Он не вызывал большой приязни, но и не был неприятен, он просто казался замкнутым, из породы тех, с кем надо съесть пуд соли, чтобы его узнать. Последующие события показали, что и миллиона тонн совместно съеденной соли не хватило бы на познание этого странного существа! Брат объясняет аварию звездолета нечеловечностью этого внешне такого обычного человека — одна загадка являлась простым следствием другой загадки. Возможно, Рой прав. Слишком уж тяжкие последствия тянет за собой такая возможность!

Другого человека, Гаррисона, Генрих увидел впервые лишь в специально для него созданном прозрачном гробу. Он тоже не человек, так показывает бесстрастный химический анализ. И он, этот незнакомый ему псевдочеловек Федор Ромуальд Гаррисон, как-то загадочно связан с самим Генрихом; его удивительные математические озарения повторились в бредовой форме в мозгу Генриха. Что их связало? Почему они связаны? Как осуществлялась связь? И что заставило Гаррисона покончить с собой? Его предсмертная записка Андрею — ведь это же вопль отчаяния! Что породило такой неистовый взрыв чувств? Араки и Роя с Арманом занимает одно: сразу ли они возникли псевдолюдьми или их нечеловечность — результат заранее рассчитанного развития? Нет спору, все это важно. Но не менее важен вопрос, отчего Гаррисон впал в отчаяние. Здесь истинный ключ к тайне! Ну хорошо, Араки докажет сегодня, что оба они не обычные человеческие уроды, какие иногда возникают среди людей, а нечто сознательно кем-то и как-то сконструированное. Объяснит ли это, почему один вызвал аварию звездолета, а второй пустил себе разряд в мозг?

Задумавшийся Генрих пропустил момент, когда аппараты заработали. Рой позвал его и показал на сумматор расхождения. На экране прибора возникли две ярко-красные кривые: одна, неподвижная, условно означала суммарную структуру человеческого тела, вторая, подвижная, плавно изгибавшаяся, рисовала Спенсера, а под ней такая же, лишь в мелочах не совпадающая со второй, бежала по горизонтали экрана кривая Гаррисона. Различие между первой кривой и двумя другими сразу бросалось в глаза. Араки обратил внимание зрителей на то, что между нормальными людьми, если выразить их кривыми на сумматоре расхождений, тоже не будет тождества, но и такого расхождения никогда не наблюдается. «Не наблюдалось», — мысленно поправил его Генрих. Араки абсолютно был уверен, что Спенсер и Гаррисон не люди, а это еще предстояло доказать.

Генрих снова смотрел вниз. Тела в саркофагах уже перестали быть видны. Возможно, гробы наполнили светопоглощающие газы или на стенки наполз специальный экран. А в темноте кипели мертвые тела! Надо было подобрать иное выражение, не такое вызывающее, но оно понравилось Генриху, оно хорошо выражало стремительность реакций, забушевавших в умерших было клетках. И подошедшему Араки Генрих так и сказал:

— Кипят! — и показал рукой вниз. Араки покачал головой:

— Неправильное представление, друг Генрих. Кипение — процесс, обращенный вовне: что-то вырывается наружу. А здесь обратное: опадение в себя. Ссыхание, растаивание, растворение, сгущение — такие слова тоже неточны, но правильней передают направление процесса.

Вдоль линии приборов прохаживался Боячек, грузный, стареющий, насупленный. Генрих с нежностью посматривал на пожилого ученого. Ему все нравилось в этом человеке: и его проницательность, и какая-то только ему присущая вдумчивая доброта, и даже категоричность его настояний и решений, и особенно — умная насмешливость, с какой он слушал, когда не соглашался. К Генриху подошел Рой и потянул за руку. Араки взволнованно показывал на кривые, вычерчиваемые сумматором. Линии Спенсера и Гаррисона, вдруг утратив свою особость, шли на сближение с основной кривой. Араки переключил процесс на торможение, еще через минуту вовсе остановил его. Обе индивидуальные кривые вытягивались на экране параллельно основной, почти сливаясь с ней.

— Генетические нарушения на стадии зародыша, — торжественно объявил Араки. — Родителями обоих были люди. Изменение программ развития произошло на первой неделе внутриутробного существования.

— Изменение генетической программы совершилось одновременно у обоих? — поинтересовался Боячек.

Араки не мог дать точного ответа. Одновременность не исключена, но и не доказана. Одно несомненно: и Спенсер и Гаррисон начали свое внутриматеринское бытие как люди. А затем возникла мутация: гены зародышей испытали внезапное изменение, очень сложное, можно даже сказать — коварное. В результате возникли не уроды, не калеки, а внешне совершенно человекоподобные здоровые, жизнедеятельные существа, но с каким-то пока еще полностью не выясненным существенным отличием, особенно, вероятно, касающимся мозга. К сожалению, именно эта сторона проблемы исследована быть не может, так как у обоих сохранились тела, а мозг погиб. И это не случайно! Если гибель мозга в одном случае может быть приписана внешним обстоятельствам, то Гаррисон сознательно расправился со своим мозгом.

— Итак, псевдолюди существуют, — хмуро констатировал Рой.

— Обсудим результаты эксперимента, — предложил Боячек.

Араки захотел вести обсуждение в своем кабинете. Он зашагал впереди, беседуя на ходу с Арманом. За ними, сутулясь, заложив руки за спину, неторопливо двигался Боячек. Рой и Генрих шли рядом. Рой молчал, молчание было понятней слов — Рой готовился переводить в свою веру инакомыслящих, а к ним, вероятно, причислял и брата, и Араки, и самого Боячека; Рой настраивался на словесное сражение.