Братья крови - Владислав Русанов

В ответ раздался издевательский хохот.

– Ты, как был глупц-сом, так и остался, Анджей! Рыц-сарь без с-страха и упрека! – Голос легко перешел на старопольский. – Слушай меня внимательно. Ты принес-сешь мне меч и будешь умолять, чтобы я его вз-ял.

Я едва на взвыл, осознав собственную глупость. В самом деле дурак. Дурак, каких мало. Дурак, возведенный в чин, король дураков. Опять меня переиграли. Нужно было надежнее спрятать Жанну…

– И ес-сли ты не поторопишьс-ся, я сверну шею твоей куколке. Той, что так похожа на Агнесс-су. Ты же поэтому выбрал эту человечес-скую тварь?

– Если с головы Жанны упадет хотя бы волос, я найду тебя…

– Меня не надо ис-скать. Я здес-сь. С-сейчас я уничтожу заклинание с-семи Древних Богов. А ты принес-сешь мне меч.

– Где – здесь?

– Ты совсем свихнулс-ся, Анджей? – сказал он почти обыкновенным, а не зловеще-фальшивым голосом. – В Перхушках, где же еще?

– Жди меня, я буду.

– Только не вздумай изображать героя в с-сверкающих латах. С боем ты не прорвешьс-ся.

– Жди. Я буду.

Нажав на красную кнопочку, я глубоко вдохнул морозный воздух.

– Niech mnie djabel porwie…[119]

Все-таки меня переиграли. Очевидно, после неудачи в Петербурге мой неведомый свистяще-шипящий враг следил за каждым нашим шагом. Дождался, когда я покину дачу Спицына, и вошел туда. Без приглашения? Вряд ли… Значит, магически воздействовал на Жанну и добился приглашения. Или обманул, назвавшись моим другом. Что взять с наивной юной девушки?

Если он не врет, то ноутбук уже уничтожен. А теперь ему нужен меч Александра Невского. В коротких обмолвках таится разгадка – чего же они хотели, преследуя меня. Если я хочу изгнать вредоносных фейри из нашего мира, то «шепелявому» надо задержать их как можно дольше. И плевать, что человечество может исчезнуть… А может, это как раз его цель? Безумие, но ведь и беседовал со мной безумец.

К машине я шел медленнее, чем собирался вначале. Неосознанно тянул время, чтобы подумать.

Зря он напомнил мне об Агнессе.

Год 1665 от Рождества Христова

Мы мчались через Богемию, Германию, Францию на черных, как сама ночь, конях. Князья Лодзя, Кракова и Вроцлава не смогли пропустить мимо ушей призыв английских кровных братьев. По острову гуляла чума. «Черная» хворь выкашивала людей тысячами. Пустели деревни и даже города. Умирали все, от новорожденных младенцев до дряхлых стариков, и без того стоявших одной ногой в могиле. Умирали лорды, и умирали нищие. Умирали отчаянные храбрецы и дрожащие, будто осиновый лист на ветру, трусы. Чума не знала пощады и не ведала почтения к титулам и боевым заслугам. Чума была чужда рыцарской чести и забирала прекрасных дам наравне с кухарками.

Церковники служили молебны и били в колокола. Никто не снизошел к их мольбам.

Трупы стаскивали крючьями в огромные кучи, обкладывали сухим хворостом, поливали маслом и поджигали. Они горели плохо. Черный дым стелился над белыми берегами Англии. Смрад сожженной плоти пропитал всех и вся.

Несмотря на ссору с краковским князем, явился Амвросий. Прибыл Князь Смоленска, бывший когда-то воеводой в армии князя Курбского. Посольство возглавил Князь Збигнев Владиславич. Лешко Белый и Князь Лодзя опасались покидать охваченную войной и смутой Речь Посполитую. Поэтому в помощь брату Болеслава Кривоустого отрядили меня.

Не отягащая себя большой свитой, в сопровождении одних лишь слуг крови, мы мчались в Кале. По пути к нам присоединился Князь Кельна, Рудольф фон Баутцен, давний соратник Адольфа Нассау[120], с двумя чародеями из местного отделения Ковена.

Именно тогда, слушая разговоры старших, я впервые узнал, что они связывают терзающую человечество страшную болезнь с прорывом в наш мир чужеродных стихийных сущностей. А для этого требовалось совместное усилие многих сведущих в чародействе кровных братьев, колдунов из Ковена и оборотней. Но в то время, когда надлежало свершить обряд, даже охотники не смели потревожить нас. Больше того, они свернули бы шею любому удальцу, попытавшемуся действовать на свой страх и риск.

Я летел на крыльях любви, ведь там, за серо-зеленой волной пролива, меня ждала леди Агнесса, принцесса не только Карлайла и Кумбрии, но и моего сердца.

Пузатый когг, словно переживший свое время, скрипучий и провонявшийся смолой, доставил нас на противоположный берег, на песчаные отмели неподалеку от Гастингса – места, овеянного славой и изрядно политого кровью. Предполагалось обряд проводить неподалеку, в затерянном среди дубрав кромлехе.

Нас встречал все тот же старый знакомый, сэр Ральф из Йоркшира – правда, теперь его следовало называть принцем Ральфом, – и полномочный представитель принца Лондона сэр Эйвори Фитц-Кеслинг, баронет. Это он так представился.

После обязательного обмена приветствиями с князьями принц Ральф подошел ко мне. Он прятал глаза и запинался, что было удивительно для кровного брата, плечом к плечу с которым мы сражались почти десять лет на севере Англии и в Шотландии.

– Сэр Андре, – сказал он. – Я скорблю вместе с тобой. Весь Альбион скорбит. Леди Агнессы больше нет с нами, ее приняла Великая Тьма.

И скорбные лица его свиты были лучшим подтверждением его словам.

Сэр Ральф поведал, что леди Агнесса должна была присоединиться к ним неподалеку от Бирмингема, но в установленный срок не появилась. А потом пришла весть из Карлайла, что повелительница тамошних кровных братьев на рассвете проснулась во дворе замка. Четверо стражников-птенцов, в чьи обязанности входило заботиться о ее безопасности, были развоплощены. Они вонзили клинки в сердца друг друга. Служанкам принцессы кто-то перерезал горла. Не исключено, что те же самые птенцы-охранники.

Разгадать тайну ее гибели не смогли. Сейчас в Карлайле готовились к избранию нового принца или принцессы.

Я не кричал, не рыдал. Я стал камнем. И без того мертвое сердце заледенело. Наверное, только это меня и спасло. Если бы я позволил горю проскользнуть в него, то вышел бы под палящие лучи полуденного солнца, ослепленный свалившейся бедой. Но я выжил и существую с этой тяжестью триста пятьдесят лет. Со времен великой лондонской чумы я не взглянул ни на одну женщину, кроме как на пищу, ни на одну вампирессу, кроме как на друга.

Вместо того чтобы принимать участие в ритуале изгнания фейри, я отправился в Карлайл. Сопровождал меня один лишь Збышек, оказавшийся весьма сообразительным молодцем. За десяток лет, проведенных рядом со мной, он выучился читать на латыни и греческом, бегло говорил по-французски, по-немецки и по-русски, великолепно разбирался в новомодных кремневых мушкетонах и пистолетах. Так, однажды он зарядом картечи обратил в бегство целую шайку разбойников, подбиравшихся к нашим лошадям. А мне было все равно.