Охотники за нацистами - Эндрю Нагорски

Последнее утверждение Визенталя было не совсем точным. Разворачивая кампанию против Вальдхайма, ВЕК уже располагал достаточно весомыми уликами. Правда, по собственному признанию руководства конгресса, их набор был далеко не полон, то есть поиск следовало продолжать. По мнению Гроша, такая тактика отрицательно сказалась на всеобщем восприятии результатов расследования. «Поскольку информация, компрометирующая Вальдхайма, обнародовалась маленькими дозами, это вызвало эффект прививки, – подметил он. – Если на протяжении нескольких дней выпивать по капле яда, то со временем потеряешь к нему восприимчивость и сможешь выпить целый стакан».

Оборонительная реакция, выказанная многими австрийцами, имела веское основание. В первые послевоенные годы они успешно позиционировали себя как первых жертв Третьего рейха, а не как его восторженных сторонников (хотя таких в Австрии было более чем достаточно). Для многих австрийцев, включая демобилизованных солдат вермахта, момент истины так и не настал. «Когда они вернулись, никто не сказал им, что несколько лет их жизни было потрачено на неправое дело», – говорит Эрика Вайнцирль, директор венского Института новейшей истории. Между тем жителям Германии приходилось выслушивать такое чуть ли не каждый день. В частности, у них вырабатывалось сознание ответственности за холокост и другие массовые убийства.

Когда обвинения в адрес Вальдхайма просочились на первые полосы газет, я находился в Бонне, и многие знакомые мне немцы даже не пытались скрыть злорадство. Им нравилось видеть, как с их соседей срывают маску безвинно пострадавших. «В Австрии вам скажут, что Бетховен – австриец, а Гитлер – немец», – шутили в Германии. Один боннский чиновник, служивший в вермахте в конце войны, признался мне: «Я, как и многие мои соотечественники, считаю, что австрийцы сейчас получают по заслугам».[693]

Так или иначе, скандал вокруг Вальдхайма действительно имел и положительную сторону. Некоторые граждане Австрии, в частности молодые учителя, стали придерживаться более объективного взгляда на недавнее прошлое своей страны. Наступило время, которое министр иностранных дел Петер Янкович назвал периодом самоанализа и переоценки ценностей. На лекциях и конференциях теперь часто обсуждалась проблема антисемитизма, а дипломаты убеждали мировую общественность в том, что в их стране вовсе не приветствуется неонацистский образ мысли. Вероятно, поначалу это делалось в рамках пиар-кампании, и все-таки в обществе заговорили о том, о чем раньше молчали.

Невзирая на некоторые продуктивные последствия, конфликт оказался болезненным для всех задействованных сторон. В первую очередь это касается противоборства между Визенталем и Всемирным еврейским конгрессом, который только усилился после победы Вальдхайма.

Илай Розенбаум не раз говорил мне, что в юности считал Симона Визенталя героем, но кампания 1986 года сделала их противниками. Юрисконсульт Всемирного еврейского конгресса и другие члены этой организации принялись утверждать, будто австрийский «охотник за нацистами» всеми силами пытается остановить наступление на Вальдхайма. Визенталь ставил под сомнение многие свидетельства, говоря, что имеющиеся документы не доказывают факта участия политика в военных преступлениях. Особенно американцев оскорбила попытка возложить на них ответственность за тот антисемитизм, который слишком открыто проявился в предвыборной кампании Народной партии. Высказываясь о Визентале, Розенбаум сказал Зингеру:

– Мне неприятно это говорить, но он уподобляется антисемитам, которые заявляют: «Евреи сами виноваты в своих бедах».

Генеральный секретарь разделил негодование коллеги. Пробежав глазами последние заявления венского «охотника за нацистами», он воскликнул:

– Да что с ним не так? Кто-то должен ему напомнить: антисемитизм вызывают не евреи, антисемитизм вызывают антисемиты.

Немного погодя Зингер обвинил Визенталя в том, что он оказался «в одной постели с этими свиньями из Народной партии» из-за того, что защищал их кандидата.[694]

Когда Вальдхайм, несмотря на все нанесенные ему удары, вышел с поля боя победителем, Розенбаум решил громко озвучить то, что не давало ему покоя. Он подготовил для Зингера черновик ответа на статью в венской еврейской газете «Аусвег», где Визенталь в очередной раз выступил с критикой деятельности Всемирного еврейского конгресса. «Своей победой доктор Вальдхайм, несомненно, обязан господину Визенталю», – написал Розенбаум, пояснив, что, какие бы факты ни обнаруживались, «известнейший в мире “охотник за нацистами” тут же находил им неправдоподобное “объяснение”».[695]

Кроме того, Розенбаум упомянул об отказе, которым Визенталь ответил на запоздалое предложение членов еврейского конгресса проанализировать имеющуюся у них документацию. «Пытаясь обелить Курта Вальдхайма, он поставил несмываемое пятно на собственной репутации. Он унизил себя и оскорбил еврейский мир. Нам остается лишь пожалеть его»,[696] – резюмировал Розенбаум. Один из коллег смягчил формулировки, прежде чем отправлять статью в «Аусвег», и тем не менее ее так и не напечатали.

В своей книге, вышедшей позднее, Розенбаум развил теорию, суть которой отражается в заглавии: «Предательство: Нерассказанная история расследования и сокрытия фактов биографии Курта Вальдхайма» («Betrayal: The Untold Story of the Kurt Waldheim Investigation and Cover-up»). По убеждению автора, и у кандидата в президенты, и у «охотника за нацистами» «были свои тайны, и эти тайны ожидала одна и та же участь».[697]

Тайна Визенталя заключалась в том, что в 1979 году, когда израильтяне попросили его проверить прошлое Вальдхайма, он объявил генсека ООН невиновным. «Применительно к делу преследования нацистов это преступная халатность»,[698] – пишет Розенбаум, подчеркивая, что именно по этой причине Визенталь в дальнейшем стремился опровергнуть все обвинения Всемирного еврейского конгресса в адрес австрийского политика: в противном случае стало бы ясно, что «он потерпел страшный провал».[699]

Придя к такому выводу, Розенбаум посвятил большую часть книги о деле Вальдхайма осуждению всего, чем занимался Визенталь на протяжении своей карьеры. Вторя руководителю «Моссада» Иссеру Харелю, по словам которого слава Визенталя основывается на ложно присвоенных заслугах в поимке Эйхмана, Розенбаум создал портрет человека, привыкшего «вольно обращаться с фактами собственной жизни».[700]