Здесь, под северной звездою...(книга 2) - Линна Вяйнё

Идея об отъезде в Америку возникла под влиянием слухов о том, что сын холловского управляющего якобы прислал домой из Штатов немалые деньги. Мастер сначала решительно отвергал эти фантазии Валенти, но, в конце концов дал свое согласие. «Кансан лехти» оштрафовали за какое-то напечатанное в ней стихотворение Валенти, и парень не упускал случая доверительно шепнуть односельчанам:

— Я попал в жандармские списки. И потому мне пора исчезнуть.

Эта мысль так понравилась Халме, что он и сам почти поверил в опасность. А раз так, он стал настойчиво повторять изо дня в день, что не мешало бы членам товарищества позаботиться о своем секретаре и провести хотя бы небольшой сбор средств. Провели сбор. Значительную сумму внес мастер, Леппэнены продали корову — так что, и конце концов, деньги на дорогу собрали. Проводы Валенти устроили вместе со свадьбой Лаури Кивиоя.

Викки говорил о сыне:

— Парень в меня пошел. Такой же шалавый.

И правда, Лаури был довольно бесшабашный. Ни на одной работе он подолгу не задерживался, а бывало даже, если ему вдруг что-то взбредет в голову, уходил в середине рабочего дня. Одно время он работал у Янне Кививуори, но они вскоре поссорились. Янне отдал распоряжение довольно резким тоном, а Лаури ему говорит:

— Угадай-ка, Янне, кто у тебя сейчас уволится?

Некоторое время он работал на станции и даже успел приобрести у одного железнодорожника старый, сильно потрепанный велосипед. Потом он носился на нем взад и вперед по деревне, изо всех сил налегая на скрипучие педали. Там, на станции, он присмотрел себе и невесту и зачастил к ней. Другие молодые люди скромно помалкивают о такого рода прогулках, но Лаури мчался по деревне с таким шумом и форсом, словно нарочно выставлял себя напоказ.

— Вот, ребята, каких-нибудь полчаса — и Лате Кивиоя будет на станции Финской железной дороги.

Люди заходили в Кивиоя посмотреть велосипед. Лаури важно показывал его, крутил педаль и, состроив озабоченную рожу, говорил как бы самому себе, потому что другие в этом ничего не понимали:

— Эх, черт, появился люфт... Надо ставить машину на ремонт.

Чаще всего велосипед был разобран. Лаури собирал и вновь разбирал машину, измазав себе руки и лицо грязным, почерневшим вазелином. Он говорил обступившим его зрителям:

— Ну и гонка была ночью, ребята. На спуске с горы Таммикаллио у меня слетела цепь и невозможно было затормозить. Я уж думал: прощай к черту родина! Завтра мозги Лате Кивиоя придется собирать по обочинам дороги и ложкой в бумажный мешочек.

Свадьбу справляли в рабочем доме Пентинкулмы, потому что Викки хотел пустить пыль в глаза односельчанам. Среди свадебных угощений была одна редкость: запеканка из макарон, и Викки сам угощал с ложкой в руке:

— Вот, попробуй макарёны... хорошая штука... Мы к ним привыкли. Вертопрах привез.

Вертопрах был торговец салакой, разъезжавший по деревням. Он стал продавать и макароны.

Во время венчания Викки не умолкал ни на минуту. Он то повторял тихонько за пастором слова венчального обряда, то бросал замечания самого различного характера:

— ...как в дни благополучия, так и в превратностях... Не взял парень из своей деревни... Такая уж натура... По собственному желанию и по зову сердца... Конечно, там уже вот-вот будет видно, но не нужно пока говорить...

Пока молодежь танцевала, Викки угощал знакомых. Аксели тоже захмелел. Он раскраснелся и стал говорить все медленнее и обдуманнее, потому что старался выглядеть трезвым как стеклышко. В этот день он подарил Элине праздничное платье, и, счастливая, она не могла на него обижаться. Время от времени Викки подходил, брал Аксели за рукав и доверительно шептал на ухо:

— Пойдем, еще по маленькой... Ты славный мужик... Но не лошадник... С твоим отцом мы когда-то сделали сделку... Да, убивают нынче этих герцогов-то почем зря... и с герцогинями... Крутые парни эти иностранцы... Хотя иначе от них не избавиться... Ты тоже так думаешь?

В беседе гостей, сидевших на почетной скамье, то и дело повторялись слова: Сараево, Сербия, Франц Фердинанд.

Затем начались проводы Валенти. Вначале он прочел свое стихотворение:

Что довелось узреть людскому роду:

Свет утренней зари с заката льется,

И солнце светлое над миром вспять несется,

Чтоб ночи мрак не погубил свободу.

Там, за безмерной ширью океана,

Пылает ярко факел путеводный,

Сердца влечет он в новый мир свободный,

Из тьмы Европы, из цепей тирана.

Там некогда в лосиных куртках братство

Открыло мир свободы и закона

И подвигом героев Вашингтона

Разит баронов и попов бесстыдное богатство.

Прощай, отчизна! Ты объята тьмою.

Под игом рабства твой народ печальный.

И все ж к тебе в сей миг стремится взор прощальный

И льнет к скале твоей с волной морскою.

Валенти сидел рядом с мастером и разговаривал довольно фамильярно, с высоты положения человека, отъезжающего в Америку. Это несколько коробило мастера, который стал изрекать мыслительные фигуры весьма широкого охвата, показывая, что Америка с ее историей вполне освоена им духовно.

— Передай наш привет свободному народу Америки. Расскажи там, что человеческий дух и здесь не прекращает борьбы против власти мрака. И хоть этот наш Старый Свет ныне ощетинился стальными мечами, коими вновь угрожающе бряцают, ты все же скажи им, что дух не прекращает своей борьбы. И маленький народ Финляндии тоже держит фронт; окруженный врагами, закованный в цепи, он все же не знает отчаяния. Я прошу тебя рассказать это народу Джорджа Вашингтона и Авраама Линкольна. И напомни им о Лафайете, пусть они, как и он, спешат поддержать огонь свободы там, где коршуны черной реакции пытаются закрыть его сияние крылами ангела смерти. Но там, далеко, на другой стороне нашей планеты Теллус, ты должен сохранить в глубине сердца облик родины, ее доброе материнское лицо, несмотря на то, что она вручает тебе горький посох скитальца.

Хенна, прослезившись, шепотом говорила женщинам:

— Ничего, там стоит некоторое время поторговать газетами —и можно выйти в люди... Так рассказывают... я-то не была...

Преети тоже разглагольствовал:

— Конечно, родина, она того... Хотя свобода, однако ж. У него для начала все-таки есть. Что я там себе оставил — самую малость. Правда, мясник говорил, нельзя дать полную цену, потому вроде как мало упитанная... но все ж таки лето ведь попаслась на