Русофобия. Антироссийское лобби в США - Андрей Цыганков

Требования жесткости к России зазвучали в США уже вскоре после официального объявления курса «перезагрузки». Так, первый саммит Обамы и Медведева в июне 2009 года был отмечен пропагандой российской угрозы в крупных газетах США. Газета «Вашингтон пост» опубликовала письмо четырех российских «либералов», призвавших Белый дом не поддаваться заверениям Кремля о желании сотрудничать с Америкой и не потворствовать «антидемократическим намерениям» российского режима27. Известная своей неконсервативной ориентацией газета «Уикли Стандарт» опубликовала коллективное заявление сходного содержания, предостерегая Обаму не уклоняться от критики Кремля и поддержки «молодых демократий» Грузии и Украины28. В 2010 году в то время, как президент США рассматривал Россию в качестве «важнейшего партнера в области глобальной безопасности»29, «Фридом Хаус» обрушился с критикой на Белый дом и Кремль за потворство нарушениям прав человека. Организация выступила с требованиями поддержать «закон Магницкого» и заморозить счета видных представителей российской элиты, якобы ответственных за гибель адвоката. «До тех пор пока администрация Обамы представляет «перезагрузку» в качестве важнейшего внешнеполитического успеха, — писала в этом же духе влиятельная «Вашингтон Пост», — говорить правду о России будет вряд ли возможно… [Однако] растущий разрыв ценностей будет и далее уменьшать сферы возможного сотрудничества между двумя государствами»30.

Апелляции к недемократичности России — многократно испытанный прием. Однако в данном случае критиками России выступали не столько либеральные правозащитники, сколько сторонники сохранения американского военно-политического господства в мире. Ранее, например, давление на Россию в вопросах Чечни оказывалось не только активистами Human Rights Watch, но и «демократами» вроде Збигнева Бжезинского, Ричарда Пайпса и Макса Кеппельмана, связанными с пресловутым (и ныне переименованным) Комитетом за мир в Чечне. Среди недавних подписантов обращения к Обаме в «Уолл Стрит Джорнел» было также немало «силовиков», таких как бывший директор ЦРУ Джеймс Вулси и бывший военный разведчик и вице-президент оборонного концерна «Локхид Мартин» Брюс Джексон.

С аргументом об «авторитаризме» Кремля было логически связано и обвинение российского руководства в стремлении восстановить империю в Евразии и Восточной Европе. Примером может служить серия очерков влиятельной консалтинговой компании «Стратфор» об укреплении российского влияния в постсоветском мире31. Пока американские войска расквартированы в Афганистане и Ираке, предупреждала компания, Россия консолидировала свои позиции в странах, ключевых для геополитического выживания и готовится к усилению за их пределами32. Подобные опасения высказывали и представители восточно-европейских элит и выступающие в их защиту американские эксперты33. «Политика администрации Обамы в отношении России неизбежно приведет к массивной утрате американского влияния в Евразии и подорвет безопасность друзей и союзников США к востоку от Одера», — бил тревогу консервативный фонд «Наследие»34. Согласно этим экспертам, «перезагрузка» отношений с Россией оборачивается предательством Грузии, Украины и государств европейского региона, лишь недавно избавившихся от колониального владычества Кремля.

Реальность отличалась от картины, нарисованной богатым воображением критиков. В амбиции Кремля отнюдь не входило создание единоличной гегемонии в регионе. Россия стремилась к созданию пояса добрососедских или нейтральных в военно-политическом отношении государств, а не геополитического подобия советской системы международного влияния. Кроме того, Кремлю было явно не под силу единолично контролировать ситуацию ни на Кавказе, ни на Украине, ни даже в Казахстане с Беларусью. Скорее наоборот: России все сложнее было конкурировать за влияние с Евросоюзом, Китаем и другими региональными державами. Одним из свидетельств тому стал отказ России оказать военную помощь новому руководству Киргизстана в ходе дестабилизации центральноазиатского государства весной-летом 2010 года.

Наконец, в политических кругах США весомо звучал и аргумент о сдаче Обамой американских интересов ядерной безопасности и создания надежной системы ПРО. Ядерное крыло антироссийского лобби уверено, что отказ от размещения радаров и перехватчиков в Чехии и Польше, как это планировалось администрацией Буша, означает уступку российскому давлению. Например, аналитики консервативного фонда «Наследие» выступили с критикой нового ядерного договора с Россией, по их мнению, существенно ограничивающего возможности США ответить на угрозы атаки со стороны Ирана и Северной Кореи, а также позволяющего России сохранять слишком значительный ядерный арсенал35. Бывший губернатор штата Массачусетс и кандидат в президенты Митт Ромни назвал договор об ограничении стратегических вооружений «худшей из внешнеполитических ошибок Обамы»36. Критиков России также чрезвычайно беспокоила возможность продажи ей западных вооружений, подобных готовившейся закупке Кремлем французского корабля «Мистраль». По убеждению «Вашингтон пост», такая сделка лишь укрепила бы боеспособность и без того агрессивной России в черноморском бассейне, наделив ее возможностью нанести еще больший ущерб Грузии37.

В действительности пересмотр Обамой планировавшейся Бушем-мл. ПРО был предпринят в одностороннем порядке, а не в ответ на критику Кремля и не слишком ограничивал США в возможностях реагирования на возможные ядерные угрозы. Во-первых, ядерный договор с Россией предусматривал право одностороннего выхода из него, и в недавнем прошлом администрация Буша уже воспользовалась таким же правом, выйдя в 2002 году из договора о поддержании стратегической стабильности38. Несмотря на предложения создавать систему ядерной безопасности совместно с Россией39, администрация Обамы была не слишком активна на этом направлении. Во-вторых, и по ряду вооружений, и в целом США сохраняли преимущество по сравнению с Россией приблизительно в 100–200 доставленных ядерных зарядов и бомбардировщиков40. В-третьих, планировавшаяся Обамой система ядерной безопасности хотя и не была столь амбициозной в части размещения ПРО в Европе, как система Буша, но являлась тем не менее громоздкой и дорогостоящей. По сравнению с прежней системой, собиравшейся отражать ядерное нападение со стороны не обладающего бомбой Ирана, план Обамы состоял из нескольких этапов подготовки к ответу на иранскую угрозу по мере ее возникновения и эскалации.

Попытки администрации Обамы «перезагрузить» отношения с Россией вызывали противодействие, поскольку затрагивали коренные интересы нуждающейся во внешней угрозе части американского истеблишмента. Военные ястребы и восточно-европейские русофобы оказались наиболее активны в критике администрации: ведь они могли потерять более всего в результате улучшения российско-американских отношений. Как первые, так и вторые нуждаются в государственном финансировании угрозы. Так, на создание ПРО были выделены огромные средства — 9,3 млрд долл. из общего бюджета Пентагона в размере 680 млрд долл. на год, которые должны были осваивать такие корпорации, как Lockheed Martin, Boeing, Raytheon и General Dynamics Corporation41. Дальнейшие государственные контракты напрямую зависят от уровня внешних угроз, реальных или воображаемых. При этом для сторонников военного превосходства США в мире внешняя угроза более размыта и включает в себя наряду с Россией Китай, Иран, Северную Корею и ряд других стран. Что касается восточно-европейского лобби, то его воображаемая угроза более конкретна и чаще всего материализуется как российская.